Отец наших отцов - Вербер Бернар

Вдалеке раздался стук копыт стада гну. Вождь вытянул шею. Гну так многочисленны, что должны постоянно перемещаться в поисках пастбищ.

– Куда они идут? – спросила Лукреция.

– На север. Как и люди, они ищут чего-то нового…

– Красивый образ. Проблема в том, что для людей уже не осталось ничего нового, – ответила Лукреция.

– Да, люди все завоевали, все использовали, все разрушили. У нас кое-кто высказывает странные мысли. Не хотят больше рожать детей. Они думают, что род людской, завершив свое дело, должен исчезнуть, уступив место другим животным. Но мы не можем сделать этого просто так. И мы, через наши религиозные церемонии и танцы, просим у космоса разрешения больше не размножаться.

– Вы не хотите больше размножаться? – удивилась Лукреция.

Вождь деревни улыбнулся:

– Да. Достаточно уже повеселились. Мы наделали много дел, пора уходить. Всем. Не только масаи, а всем людям.

Он продекламировал: – Как Вселенная: после расширения – сжатие.

Как дыхание: после вдоха – выдох.

Как горы: после подъема – спуск.

Жители деревни, собравшиеся на площади, чтобы отпраздновать вторую часть церемонии обрезания, переоделись – теперь на них были одеяния огненного цвета.

Вождь, не торопясь, продолжал делиться с журналистами своими мыслями:

– Благодаря белым я многое узнал. Что Земля круглая. Что вращается вокруг Солнца, а не наоборот. Когда в детстве я увидел самолеты, то подумал, что это космические корабли пришельцев. Увидев, как вы из них выходите, я принял вас за инопланетян, настолько вы не походили на нас. Затем я узнал, что, хотя у нас разный и цвет кожи, и рост, и даже форма носа и губ, вы – такие же люди, как и мы.

– Мы все люди. Мы все одинаковые.

Масаи прижал палец к губам.

– Нет, я думаю, что мы как раз совсем неодинаковые. Нет худшей лжи, чем утверждение о равенстве людей. У нас разные культуры. Где-то молодежь обучают юмору, а где-то – ненавидеть врага. Где-то говорят о терпимости, а где-то – об обращении чужаков в свою веру. Где-то призывают отвергать насилие, а где-то – всеми средствами насаждать свою точку зрения. У нас, например, много проблем с танзанийским правительством, которое пытается заставить нас отречься от традиционных верований и принять государственную религию. Мы не пытаемся навязать им свои верования. Почему нас не оставляют в покое?

– Вы, быть может, не понимаете каких-то политических целей, – прервал его Исидор.

– Нет, – не согласился африканец. – Это вы, люди Запада, все усложняете. Вас тоже плохо учат. Вы воспитываете детей во лжи, едва ли не с самого рождения. Вы даете младенцам соски, чтобы они приняли кусочек пластика за материнскую грудь, а вместо материнского молока кормите их порошковым.

– Ну, это еще небольшая ложь, – сказала Лукреция.

– О да! – воскликнул масаи. – А ваши свадьбы? Вы женитесь, обещаете жить вместе «в радости и в горе, пока смерть вас не разлучит». Как можно терпеть кого бы то ни было в течение шестидесяти лет? Продолжительность жизни выросла, и супружество потеряло смысл. У нас, когда мужчина и женщина соединяются, тот, кто проводит церемонию, говорит: «Вы женитесь, чтобы жить вместе в горе и радости, пока смерть любви не разлучит вас». Это же логичнее.

Пока они беседовали, в деревню спокойно вошли пять гиен, и никто даже не попытался их прогнать. Лукреция смогла внимательно рассмотреть животных и была поражена потрясающей деталью: клитор у самок был настолько развитым, что его можно было принять за пенис. Наличие сосцов при этом ясно говорило о том, что это самки. Теперь журналистка поняла, почему в традиционном европейском восприятии гиены всегда представлялись животными зловещими и устрашающими. Вернувшись в настоящее и вспомнив о своей цели, она достала блокнот.

– Что вы думаете о том, откуда взялась Вселенная? – спросила она.

– Я считаю, что это плод иллюзии, – ответил африканец.

Журналистка записала: «Теория иллюзорного человечества».

– Камням кажется, что они растения. Растения воображают, что они – животные. Животные думают, что они люди. А людям грезится, что разум их свободен.

Лукреция не могла не вспомнить о столь милой Исидору теории эволюции, основанной на форме цифр.

– Я знал одного белого, который был помешан на том, чтобы узнать историю происхождения человечества, – сказал вождь масаи.

– Профессора Аджемьяна? – спросил толстый журналист.

– Да, профессора Аджемьяна, – удивленно подтвердил масаи. – Он часто сюда приезжает.

– Больше не приедет. Он умер. Его убили, – быстро сказала девушка.

Масаи некоторое время изумленно молчал.

– О! Тогда, наверное, я знаю убийцу.

– Кто это?

– Софи Элюан, бывшая жена профессора. Они все время ссорились. И без всякого стеснения вступали в конфликты на людях. Постоянно кричали друг на друга. Однажды прямо здесь я слышал, как Софи Элюан сказала: «Я тебя скорее убью, чем позволю распространить твою теорию. И не только в своих собственных интересах, но и в интересах всего человечества». Ученый презрительно рассмеялся и заявил, что истина важней, чем жизнь. Человека убить можно, а истину – нельзя.

Все трое посмотрели на жителей деревни, танцевавших вокруг огня под грохот тамтама.

– Софи вернулась. С одним человеком. С Анжем Ринзули, – сообщила Лукреция.

Эта новость не особенно удивила масаи. Он пожал плечами.

– Жена с пособником приехала уничтожить последние следы работы ее мужа.

Праздник на площади заканчивался. Женщины спели последнюю песню, мужчины исполнили последний танец. Вождь повел гостей к двум хижинам, где они проведут ночь.

Лукреция ощупала ложе из ветвей, травы и листьев, покрытое нейлоновым спальником, и сочла его удобным. Через отверстие входа она видела обезьян, висевших на деревьях и наблюдавших за людьми, отходившими ко сну.

Джунгли были наполнены тысячами звуков – ворчанием, писком, шелестом листвы. Сама природа дышала жизнью во всем ее буйстве и разнообразии.

Девушка спросила себя, не жилось ли ее дальним предкам на деревьях лучше, чем их сегодняшним потомкам.

Удар направлен самцу прямо в лицо. После бессмысленного убийства своего предшественника вожак по-прежнему взвинчен. Он избивает самцов, предупреждая возможность бунта. Он бьет самок, до которых может дотянуться. Он ощеривает зубы на детей. Берет палку и изо всех сил колотит ею об землю.

Все сбиваются в кучу. Некоторые принимают позу покорности, давая понять, что не подвергают сомнению власть вожака стаи. Самки становятся на четвереньки, приподняв зад, готовые к совокуплению.

Но это его не интересует. Вожак доведен до бешенства своей же собственной нервозностью. Он испускает несколько истерических воплей, означающих: «Я не нуждаюсь в вас. Я хочу избить вас. А если вам не нравится, уходите».

Некоторые обдумывают такую возможность. Но им нужна стая. Что может член стаи в одиночестве? Они стали развитыми животными именно оттого, что живут вместе. Без сородичей они будут легкой добычей для хищников. Разыгранная вождем сцена призвана напомнить им об этом. Если уж кого и бояться, так лучше его.

Затем, устав от себя самого, вожак успокаивается, наносит несколько последних ударов по трупу бывшего вожака и объявляет, что пора двигаться дальше на север.

Они идут энергично. Каждый хочет показать, что усвоил урок. Авторитет вождя навеки непререкаем.

Два журналиста быстро умылись колодезной водой. Лукреция тайком поделилась с Исидором молоком, предназначенным для женщин.

Очень рано, попрощавшись и поблагодарив масаи за гостеприимство, журналисты пустились в путь. Когда они приехали к месту разлома, солнце еще не взошло. Ущелье шириной в сто метров и глубиной в шестьдесят, с неровными краями, было едва освещено звездами, мерцавшими в темно-лиловом небе.

По дну ущелья струился поток воды.

Журналисты наклонились, всматриваясь. Серебряная, с серыми и белыми отблесками лента. Контраст между черно-лиловым небом и серебристой поверхностью реки придавал сцене фантастический вид. Черные деревья, с поблескивающей под звездами листвой, раскрывали ветви над необъятным театром теней.

– Это и есть Олдуваи. Совсем недавно тут был маленький ручей на дне, но от недавних дождей он разлился.

Эти слова произнесли не Лукреция и не Исидор. Сзади к ним уверенной походкой подходил высокий чернокожий человек. Одетый по-европейски в бежевые полотняные рубашку и брюки, он держал в руках землемерный инструмент. Поскольку было еще холодно, изо рта его вылетали облачка пара.

Человек представился. Его звали Мельхиор Мба.

– Посмотрите, как здесь красиво, когда встает солнце.

Чтобы как следует насладиться зрелищем, он достал из багажника машины три раскладных стульчика. Протянул журналистам стаканы и налил из термоса ароматный напиток.