Отец наших отцов - Вербер Бернар

Кроме идеи дубинки, вожак противников только что изобрел понятие «военнопленных».

Они подняли руки.

Их лица осветили факелом. Они заморгали, а потом, за дулами ружей, увидели красивую женщину в модной летней курточке, брюках сафари и высоких сапогах из дорогой кожи. У нее было аристократическое лицо: орлиный нос, подбородок с ямочкой, голубые глаза и жесткий взгляд. Софи Элюан.

Коренастый мужчина рядом с ней, без сомнения, Анж Ринзули. Маленькие хитрые глазки, нависшие надбровные дуги, высокие скулы.

Две пары смерили друг друга недоверчивым взглядом.

– Это они? – сказала женщина в курточке.

– Да, – ответил ее спутник. – Я недавно заметил их, когда они спускались сюда. Они следят за нами, это точно.

– И кто они? – спросила женщина, проходя в глубь палатки.

– Сейчас мы очень вежливо спросим их об этом. Только на всякий случай сначала свяжем, чтобы не убежали. Начнем с девушки.

Актер решительно подошел к Лукреции.

И зря. Как только он оказался достаточно близко, бывшая воспитанница детского дома ударила его коленом между ног и одновременно врезала ребром ладони по ключице. Вырвала ружье и изо всех сил ударила им мужчину по коленям. Софи Элюан наставила на нее ружье, но Лукреция ногой ловко выбила его у нее из рук, вцепилась противнице в волосы и дернула вниз. Увлекшись, Лукреция не заметила, что актер пришел в себя. Он подскочил к ней сзади и заломил руку. От неожиданности Лукреция выпустила жертву, и вскоре оба противника уже навалились на нее. Исидор обращая внимания на этот неожиданный всплеск насилия, вылез из спальника и собрался зажечь маленькую походную плитку, чтобы приготовить чай.

Чудом избежав удара кулаком в подбородок, он открыл газ, чиркнул спичкой и, покопавшись в рюкзаке, выбрал чай. Заварил его в термосе. Ситуация за его спиной складывалась не в пользу Лукреции. Ее связали и бросили на землю. Исидор Катценберг пожал широкими плечами и проверил, заварился ли чай.

– Когда закончите, можно будет поговорить, – сказал он. – Я приготовил чай.

Анж Ринзули накинулся на него, чтобы связать. Исидор не сопротивлялся, но тело его было так огромно, что противник никак не мог завести ему руки за спину.

– Что за ребячество, – вздохнул толстый журналист.

И небрежным жестом отбросил актера от себя. Но Анж Ринзули подобрал свое ружье и не отступал.

– Зря вы надеетесь напугать меня этими игрушками, – пробормотал Исидор Катценберг, протягивая ему кружку с чаем, благоухавшим восточными ароматами.

– Вы понимаете, что я могу убить вас одним движением пальца? – проворчал Анж Ринзули.

Толстый журналист пристально посмотрел ему прямо в глаза.

– А вы понимаете, что я, не сделав ни одного движения, могу позволить убить себя? – сказал он и стал пить чай, пока тот не остыл.

Ответ так удивил актера, что он опустил ружье. Связанная Лукреция продолжала брыкаться.

– Что вы здесь делаете? – спросила производительница мяса.

– Освободите мою спутницу, и я охотно расскажу вам об этом.

Анж и Софи колебались. Конечно, у них были ружья, но они потратили столько сил, чтобы обезвредить эту фурию, и теперь так сразу ее развязать… Правда, невозмутимость толстяка, спокойно попивающего чай, тоже впечатляла.

Актера просто бесила его беспечность.

– Я его сейчас… – пробормотал он.

Однако Софи уже развязывала Лукрецию.

– Только без фокусов, – жестко посоветовала она. – Если будете плохо себя вести, я без колебаний застрелю вас.

В палатке на минуту воцарилась неловкость, но, поскольку Исидор Катценберг настойчиво предлагал горячий чай и печенье с изюмом, все в конце концов покорились и уселись по-турецки на спальники.

– Сколько сахару, один или два кусочка? – непринужденно спрашивал Исидор.

– Спасибо, я пью без сахара, – ответила Софи Элюан, и в джунглях не забывавшая о фигуре.

– У меня есть заменитель сахара, – галантно настаивал журналист.

– Ну хорошо, одну таблетку.

Сцена была настолько нереальной, что непрошеные гости не знали, как себя вести.

– Здравствуйте, – сказал Исидор, протягивая руку. – Наша встреча была столь неожиданной, что мы забыли представиться. Я – Исидор Катценберг, мою спутницу зовут Лукреция. Мы научные журналисты из «Современного обозревателя», проводим расследование по двум направлениям: смерть вашего бывшего супруга, сударыня, и происхождение человечества.

Едва освободившаяся Лукреция была готова к схватке. Она не понимала, как Исидор может быть столь невозмутимым.

Анж Ринзули тоже считал ситуацию ненормальной. Есть какие-то нормы человеческого поведения, которые необходимо соблюдать при встрече с противником. Во-первых, с врагом не пьют чай. Во-вторых, с ним не ведут беседы. В-третьих, информацию у него пытаются вырвать угрозами, иногда и насилием, но никак не чаем.

Актер не мог сдержаться:

– Все должно происходить не так. Это… не по правилам!

Исидор Катценберг попытался его успокоить.

– Что, tea time?[8] А-а, вы имеете в виду отсутствие драки. Ну-у… традиции могут меняться. Это просто вопрос воспитания, как говорит один мой друг масаи. Вас плохо воспитали, вот и все. Агрессивные люди – это, как правило, люди, которых не научили достигать согласия иным способом. Чайная церемония мне кажется очень подходящей для обмена информацией. Чай достаточно крепкий? – встревожился он.

Терпение Лукреции лопнуло.

– Надеюсь, мы не будем всю ночь сидеть и обсуждать чай?

Она повернулась к Софи Элюан.

– Мы были на заводе, когда вас украла обезьяна. Что произошло на самом деле?

Софи Элюан собралась ответить, но тут встрял Исидор Катценберг:

– Это и было настоящее похищение, дорогая Лукреция. Однако в Африке Анж Ринзули объяснил Софи причины своего поступка и уговорил продолжить путешествие с ним уже по доброй воле.

– В самом деле, я…

Но Исидор Катценберг не собирался предоставлять слово производительнице мяса.

– Анж, конечно, рассказал, что у него есть карта места, где находятся доказательства последней теории профессора Аджемьяна, и этого оказалось достаточно, чтобы убедить вас последовать за ним, не так ли, сударыня?

– Что же это была за теория? – раздраженно воскликнула Лукреция.

– Абсолютный секрет, – парировал Анж Ринзули, словно боясь, как бы его компаньонка вдруг не сболтнула лишнего.

Наступила краткая пауза, во время которой звуки джунглей наполнили их хрупкое убежище.

– Отлично. Тогда что вы собираетесь обсуждать? – взорвалась Лукреция, которая предпочла бы вести разговор при помощи пощечин и угроз.

– Почему бы не поговорить о том, что наши гости думают о происхождении человека? – безмятежно предложил Исидор.

Он сказал это так, словно предлагал провести конкурс на самую смешную историю. Недоверие читалось во всех взглядах, кроме его собственного. Он без остановки жевал и, казалось, все происходящее представлялось ему очень забавным.

Они бегут до тех пор, пока враги не отстают.

Останавливаются, запыхавшись.

Чтобы подвести итог, они собираются на поляне.

После поражения всем очень страшно. Вожака у них больше нет. Как и красивых самок. Как и надежды. Тем не менее они пытаются проанализировать причины поражения и, быть может, найти виновных.

Они считают, что проиграли из-за того, что их было мало. Но ОН знает, что это не так. Они проиграли потому, что времена изменились. Теперь они живут в мире, где запугивание теряет былое значение. Где больше не разговаривают, где наносят удары, где убивают.

В стае раздаются крики. Это кричат оставшиеся самки, слишком старые, безобразные или вонючие и потому не захваченные в плен вместе с другими. Они напоминают, что надо выбрать нового вожака.

Это всех отвлечет. Они готовы заняться чем угодно, лишь бы забыть о поражении.

Выборы проходят как обычно. Все сильные самцы должны драться между собой. Победитель станет вожаком.

ОН не может уклониться от участия. Дуэли начинаются тут же, без всяких проволочек.

Самцы бросаются в драку, как будто после проигранной войны выжившие не могут придумать ничего лучшего, чем уничтожать друг друга. ОН дерется без азарта и уступает амбициозному молодому самцу с длинными клыками.

В этот самый момент появляются трое самцов, которых считали погибшими во время битвы, да еще и с тремя взятыми в плен самками противника на плечах. Как им это удалось?

Самцы объясняют, что во время схватки они предпочли спрятаться. Увидев, что враги отняли у стаи самых красивых и молодых самок, они задумались. Им не хотелось оставаться со старыми и безобразными самками. Всему есть предел. И они тайно выкрали этих трех.

Отличная реакция.

Оцепеневшие от страха пленные самки не осмеливаются пошевелиться. Почему они не бегут? Из страха перед его сородичами? Нет. ОН знает ответ. Из страха перед одиночеством. Они предпочитают жить в унижении и покорности во вражеской стае.