Ключ к волшебной горе - Леонтьев Антон

– Полин, неужели вы не сочиняете? Вы поступили крайне безответственно! А если бы самолет потерпел крушение, где нам искать вас – в непроходимых Карпатах?

– Платон, – обиделась на жениха Полина. – Карпаты – это в Трансильвании!

Молодой Крещинский был потрясен, он заставил Полину дать торжественную клятву, что она никогда не посмеет сделать чего-то подобного.

– Моя дорогая, вы мне слишком дороги, чтобы потерять вас накануне свадьбы! – произнес он. Полина же решила, что непременно еще раз поднимется ввысь на самолете. Но Платоше знать об этом вовсе не обязательно.

Выглаженное, платье превратилось в подлинный шедевр. Тетя Лиззи помогла племяннице облачиться в роскошный наряд, затем Елизавета Фридриховна даже всплакнула и заметила:

– Полин, ты совсем взрослая! Глядя на тебя, я словно смотрюсь в зеркало – и вижу собственное отражение двадцать лет назад.

Лев Константинович одобрил наряд дочери, Ксения Теодоровна, которая чувствовала себя неважно, также удостоила дочь вялого комплимента. Тетя Лиззи притащила в комнату племянницы шкатулку, распахнула крышку и сказала:

– Тебе необходимо выглядеть, как придворной даме. Ну-ка, посмотрим, что у меня еще сохранилось!

Они перебрали драгоценности и остановили свой выбор на тонком бриллиантовом колье с жемчужными подвесками.

– Я получила это от своего второго мужа, – мечтательно проговорила тетя Лиззи. Она умолчала о том, что позаимствовала эту фамильную драгоценность из сейфа, когда покидала супруга навсегда.

Полина поразилась себе в зеркале – на нее смотрела чужая светская дама в прекрасном наряде, с модной прической и бриллиантами вокруг шейки. Платоша появился ровно в половине шестого – прием был назначен на восемнадцать часов. Он выглядел подлинным джентльменом в черном фраке, белой манишке и лайковых перчатках. Их ждал наемный автомобиль. Платон подал Полине руку, и та заняла место на синем бархате.

Казалось, что к отелю «Palais de la Mer» стекаются только самые богатые и красиво одетые люди. Около здания отеля, выстроенного в испанском стиле, возникла даже небольшая пробка, в которой смешались извозчики, бибикающие клаксонами автомобили и конные полицейские.

Внутри отеля все сверкало и лучилось золотом и бронзой. Полина впервые была на балу, однако она чувствовала себя свободно и раскованно. Предъявив приглашения, молодые люди прошли во внутренний сад.

Около искусственного грота с водопадом уже было сервировано шампанское и легкие закуски. Господа, все как один, были одеты в черные фраки, дамы изумляли пышными нарядами и немыслимыми драгоценностями.

Полина и Платон прошли в бальный зал. Все было готово к визиту короля, его супруги и кронпринца. Наконец, около половины седьмого (видимо, Павел Четвертый не придерживался мнения, что точность – это вежливость венценосных особ) затрубили фанфары, облаченные в старинные рыцарские доспехи глашатаи заняли место около дверей. Разговоры смолкли. Полина и Платон были в первом ряду. Церемониймейстер объявил: его величество король Герцословакии Павел Четвертый Любомирович, а также королева Милица и наследный принц Кароль почтили прием в их честь своим визитом.

Снова раздались фанфары, Полина увидела, как по пурпурной ковровой дорожке неспешно шествует невысокий, средних лет человек в офицерской форме полковника. Это и был король Павел. С рыжеватой округлой бородкой и седеющими усами, он смотрелся скорее унтер-офицером, чем полновластным властителем Герцословакии. По левую от него руку шествовала высокая, головы на две выше, чем сам король, дама в шикарном светло-розовом одеянии, гигантской шляпе и с массивным зонтиком.

– Королева Милица, – шепнул Полине Платон. – Вроде бы его величество во всем слушается супругу, она же фактически и заправляет всеми делами в стране. Ужасная мегера, как рассказывают!

Полина улыбнулась. Милица была красива – голубые глаза, черные локоны, однако все портило надменное выражение холеного стареющего лица. Бесценное колье в двадцать рядов обвивало ее шею, и огромные молочные жемчужины покачивались в такт медленным шагам. Королева с брезгливой миной скользила взглядом по рядам склонившихся перед ней гостей. Видимо, она давно привыкла к раболепству и почитанию.

Настала очередь и Полины присесть в книксене. Однако, вспомнив демократические устои отца, она осталась стоять с гордо поднятой головой, хотя ее ближайшее окружение присело перед монаршей четой. Платоша хотел, как и все, склонить голову, но Полина пребольно сжала его ладонь, запретив это делать. В конце концов, это не русский император, а государь какой-то крошечной, меньше Московской губернии, страны.

Король Павел крутанул головой, ссутулился и отвел взгляд. Королева Милица метнула в Полину разгневанный взгляд, ей явно не понравилось вызывающее поведение девицы.

Наследник престола, подросток лет тринадцати, как и отец, облаченный в сияющую золотыми эполетами военную форму с кортиком наперевес, выглядел болезненно: бледное лицо, темные круги под глазами, потупившийся взор. Полина вдруг отчетливо поняла, что в семействе Любомировичей, пусть они будут трижды короли, нет счастья и любви. В желтой прессе осторожно намекалось, что Павел давно завел себе любовницу, а Милица тиранит слабовольного мужа и слабого здоровьем сына и закатывает свои знаменитые истерики – с битьем раритетного фарфора, швырянием короны из окон дворца, катанием по мраморной лестнице и сталкиванием премьер-министра в фонтан.

Их величества подошли к золотым креслам под балдахином – своего рода тронам, которые были установлены специально для них. Павел опустился на бархат, его сын стал рядом с отцом, однако только когда королева Милица, снова оглядев всех присутствующих и задержав взгляд на Полине, уселась на трон.

По ковровой дорожке проследовали генералы, министры и прочие представители королевской свиты. По старинному обычаю, королю Павлу преподнесли на серебряном подносе золотую чарку с водкой, которую тот с жадностью и осушил. Следя за ритмичными движениями королевского кадыка, Полина вдруг подумала, что король наверняка любитель приложиться к бутылке.

Заиграл оркестр, начались разговоры. Полина видела, как Милица, подозвав одного из придворных, показывает зонтиком в ее сторону и что-то произносит недовольным тоном. Один из адъютантов, оторвавшись от толпы перед тронами, подошел к Полине и сурово спросил по-французски:

– Мадмуазель, могу ли я убедиться в том, что вы вправе находиться на приеме в честь их величеств?

Платоша, со страхом взглянув на адъютанта, начал что-то путано объяснять, Полина же протянула офицеру приглашение. Тот внимательно прочел его, затем сказал:

– Мадмуазель Новицких, вынужден вам напомнить, что в присутствии их величеств вы обязаны соблюдать придворный этикет, а именно приветствовать короля и королеву глубоким книксеном.

Платоша побледнел, снова начал что-то лепетать, путая артикли и времена. Он пытался донести до королевского адъютанта свои верноподданнические чувства и назвал все случившееся «выходкой глупой девчонки».

Полина топнула ножкой и проговорила по-русски, обращаясь к жениху:

– Значит, выходка глупой девчонки? Как бы не так! Платон, замолчите!

Затем обратилась к адъютанту и гневно заметила:

– Передайте ее величеству, что я прекрасно знакома с придворным этикетом, однако право, следовать ему или нет, я оставлю за собой!

Адъютант, видимо, не привыкший к подобным дерзостям, в изумлении посмотрел на Полину. Платоша застонал. Полина добавила:

– Именно это и передайте ее величеству!

– Что вы наделали! – произнес молодой Крещинский, когда адъютант удалился. – Полин, как вы могли! Вы представляете, что это означает? Это же форменный скандал! Нас в два счета выставят вон! Ах, Полин, как можно быть такой неблагоразумной и упрямой!

Адъютант доложил королеве Милице о беседе с Полиной, и по мере того, как он излагал историю, щеки ее величества приобретали оттенок увядшей сирени. Милица взвизгнула, и ее крик привлек внимание гостей, которые осторожно, чтобы никто не заподозрил нездорового интереса, посмотрели в сторону их величеств.

– Полин, – продолжал убиваться Платоша. – Ну почему вы ведете себя, как маленькая дерзкая девчонка! Вы думаете, что нагрубить королеве Герцословакии – это бонтонно?

– Платон, – прервала она стенания жениха. – Если вы опасаетесь того, что нас немедленно схватят и заточат в темницу за оскорбление королевы, то можете удалиться! Я вас не держу!

Полина осмотрелась. Платон произнес:

– Смотрите, к нам движется стража! Вы что, разве забыли о том, что Герцословакия – абсолютная монархия? Одно слово королевы, и нас отдадут под суд!

– Мы живем в двадцатом веке, веке прогресса и человеческих свобод, – назидательно проговорила Полина и все же немного испугалась, заметив, как к ней направляется статный пожилой военный, облаченный в мундир с массой орденов и темно-синей муаровой лентой.