Красношейка - Несбё Ю

«Это Сверре Ульсен. Я все жду свои десять штук за то, что помог продать пушку старику. Позвоните мне домой».

Дальше — отбой.

За какую-то долю секунды Эллен поняла что к чему. Вот оно, недостающее звено загадки, посредник в сделке с винтовкой Мерклина. Полицейский. Том Волер. Естественно. Для такого ублюдка, как Ульсен, десять тысяч крон огромные деньги. Старик. Круги, связанные с торговлей оружием. Симпатия к правым экстремистам. Принц, который скоро станет инспектором. Все же это ясно как день — так ясно, что Эллен поразилась: как она — человек, умеющий улавливать скрытый смысл там, где другие его не замечают, — не поняла всего этого раньше. Может быть, это уже паранойя, но пока она ждала в машине, когда Том Волер выйдет из ресторана, ее не покидала мысль: стоит ему подняться по службе еще выше (что вполне возможно) — и он сможет проворачивать и не такие махинации, прикрываясь властью, как щитом. И кто знает, кого из полицейских он успел завербовать. Ей казалось, что большинство сотрудников не дадут вовлечь себя ни во что подобное. Но полностью — до конца — она была уверена только насчет одного человека — Харри.

Наконец-то дозвонилась. Не занято. На том конце никогда не бывает занято. Возьми же трубку, Харри!

Еще ей было ясно, что рано или поздно Волер поговорит с Ульсеном и узнает, что произошло. Эллен ни на секунду не сомневалась, что тогда ей будет постоянно грозить смертельная опасность. Надо действовать быстро, она не может себе позволить ни одного неверного шага. Поток мыслей прервал мужской голос:

— Холе слушает. Говорите.

Пи-и-и.

— Чтоб тебя, Харри! Это Эллен. Теперь ему не уйти. Перезвоню тебе на мобильный.

Зажав трубку между плечом и ухом, она начала листать телефонный справочник на букву «X», выпустила его из рук, и он с грохотом упал на пол. Ругаясь про себя, Эллен наконец нашла номер мобильника Харри. Хорошо, что он никогда с ним не расстается, подумала она, набирая его телефон.

Эллен Йельтен жила на третьем этаже недавно отремонтированного дома. Ее соседкой была ручная синица по имени Хельге. Эллен по-прежнему казалось, что она слышит урчание машины Волера.

Ракель Фёуке рассмеялась.

— Уж если вы с Линдой договорились потанцевать, потоптаться придется.

— Ну да. Либо убегать во все лопатки.

Повисло молчание, и Харри подумал, что его слова могли быть не так поняты. Поэтому он поторопился спросить:

— А как вышло, что ты стала работать в СБП?

— Из-за русского, — ответил она. — Я ходила на курсы русского языка при Министерстве обороны, а потом два года была переводчиком в Москве. Курт Мейрик пригласил меня в СБП уже тогда. После изучения права я направилась прямиком в тридцать пятый отдел СБП. Я думала, что действительно приношу пользу.

— А это не так?

— Нет, конечно! Сегодня те, с кем мы вместе учились, работают в десять раз больше, чем я.

— Ты могла бы уйти со своего места и заняться тем же, чем и они.

Она пожала плечами.

— Мне нравится моя работа. А этим может похвастаться далеко не каждый.

— В этом что-то есть.

Пауза.

«В этом что-то есть». Неужели нельзя было выдать ничего поумнее?

— А ты, Харри? Тебе нравится твоя работа?

Они все еще стояли, повернувшись к танцующим, но Харри увидел, куда она указывает ему глазами. Ему в голову приходили самые разные мысли. Что у нее вокруг глаз — улыбчивые морщинки, что дачный домик Мускена недалеко от того места, где нашли стреляные гильзы от винтовки Мерклина, что по данным «Дагбладет» сорок процентов норвежек, проживающих в городах, изменяют своим мужьям, что нужно расспросить жену Эвена Юля, не помнит ли она трех норвежских солдат полка «Норвегия», раненных или убитых гранатой, брошенной с самолета, и что надо бы заскочить на новогоднюю распродажу костюмов в «Дрессманне», которую так рекламировали по ТВ-3. Но вот нравится ли ему его работа?

— Иногда, — сказал Харри.

— И что тебе в ней нравится?

— Не знаю. Наверное, это глупо звучит?

— Не знаю.

— Я говорю это не потому, что не думал о том, почему я стал полицейским. Я об этом думал. И все равно не знаю. Может, мне просто нравится ловить плохих мальчишек и девчонок.

— А что ты делаешь, когда не гоняешься за плохими мальчиками и девочками? — поинтересовалась она.

— Смотрю «Последнего героя».

Она снова рассмеялась. И Харри подумал, что готов говорить самые идиотские на свете вещи, чтобы она так смеялась. Но взял себя в руки и рассказал кое-что серьезное о своей жизни, дойдя до действительно неприятных вещей, вдруг понял, что не так уж их и много. И, так как она по-прежнему слушала его с интересом, он рассказал еще об отце и о Сестрёныше. Почему все повествования о себе он заканчивает рассказом о сестре?

— Наверное, хорошая девчонка, — сказала Ракель.

— Самая лучшая, — кивнул Харри. — И самая храбрая. Ее никогда не пугает неизвестность. Она живет, как летчик-испытатель.

Харри вспомнил случай, когда Сестрёныш рассказала ему об одной квартире на Якоб-Оллсгате, которую видела в разделе «Недвижимость» в газете «Афтенпостен». Ей понравились обои — похоже на ее детскую в Оппсале. И она купила ее на аукционе за двадцать тысяч крон — рекордная цена за квадратный метр в Осло в то лето.

Ракель Фёуке так смеялась, что пролила текилу на пиджак Харри.

— Самое лучшее в ней — это то, что, даже когда ее самолет разбивается, она лишь стряхивает с себя пыль и — вперед, навстречу новым приключениям.

Она протерла его пиджак платком.

— А ты, Харри? Что ты делаешь, когда твой самолет разбивается?

— Я? Ну-у… Первое время просто лежу. Но потом снова встаю, другого выбора все равно нет.

— В этом что-то есть, — сказала Ракель.

Он глянул на нее: смеется? В ее глазах блестел озорной огонек. Она тоже излучала энергию, но не похоже, чтобы ее самолет разбивался.

— Теперь ты расскажи что-нибудь, — попросил Харри.

У Ракели не было сестер — она была единственным ребенком. Поэтому она стала рассказывать о своей работе.

— А мы тут редко кого-то ловим, — говорила Ракель. — В основном дела решаются по телефону или на фуршете в посольстве.

Харри криво улыбнулся:

— И как же решалось дело с тем секретным агентом, которого я подстрелил? — спросил он. — По телефону или на фуршете?

Ракель в задумчивости посмотрела на Харри, выудила из стаканчика кусочек льда и, держа его двумя пальцами, подняла к глазам. Капелька воды сбежала по ее ладони, проскочила под тонким золотым браслетом и потекла вниз, к локтю.

— Ты танцуешь, Харри?

— По-моему, я только что минут десять говорил, как я ненавижу танцы.

Она снова склонила голову набок.

— Я спрашиваю, не потанцуешь ли ты со мной?

— Под эту музыку?

Из динамиков лилась вязкая как сироп саксофонная вариация мелодии «Let it Be».

— Думаю, ты выдержишь. Считай, это для разогрева — перед танцем с Линдой.

Она мягко положила руку ему на плечо.

— Мы флиртуем? — спросил Харри.

— Что, инспектор?

— Прошу прощения, но я туго понимаю скрытые намеки, поэтому и спрашиваю: это флирт?

— Я об этом никогда не задумываюсь.

Харри положил руку ей на талию и неуверенно шагнул на танцпол.

— Такое ощущение, как будто теряешь девственность, — сказал он. — Но это неизбежно: рано или поздно это приходится делать каждому норвежцу.

— Что ты имеешь в виду? — рассмеялась она.

— Я имею в виду: танцевать с коллегой на корпоративной вечеринке.

— Я тебя не заставляю.

Харри улыбнулся. Да даже если бы сейчас на гавайских гитарах играли «Танец маленьких утят» задом наперед, он полжизни отдал бы за этот танец.

— Подожди, что это у тебя?

— Это не пистолет, это я так рад тебя видеть. Секундочку…

Харри отстегнул от пояса мобильный телефон, отпустил Ракель, и та отошла обратно к динамику. Когда Харри вернулся к ней, она протянула к нему руки.

— Надеюсь, за нами тут никто не подглядывает, — сказал Харри. И хотя Ракель уже сто раз слышала эту затрепанную полицейскую остроту, она тихо засмеялась в ответ.

Эллен не вешала трубку, пока соединение не прекратилось. Харри не отвечал. Потом она набрала его номер снова. Эллен стояла у окна и смотрела на улицу. Никакой машины не было. Конечно, не было, просто ей сейчас всюду мерещилась опасность. Том, наверное, едет домой, скоро ляжет в свою постель. Или не в свою.

После трех неудачных попыток дозвониться Харри Эллен решила набрать номер Кима. Голос у него был усталый.

— Я отпустил машину только в семь вечера, — пожаловался Ким. — Двадцать часов разъезжал по городу.

— Сейчас только ополоснусь и приду, — сказала Эллен. — Просто хотела узнать, дома ли ты.

— Какой-то у тебя странный голос. Что-то случилось?