Красношейка - Несбё Ю

— Доедай быстрее, — сказал ему Харри. — И сваливаем, пока я снова не вляпался в очередное дерьмо.

Этот весенний вечер был жарче всех предыдущих. Окно в машине Харри было открыто, и ветерок нежно гладил его по лицу и волосам. Отсюда можно было увидеть Осло — фьорд с его островками, рассыпанными, будто бурые ракушки. Первый в этом году белый парус скользил к берегу. Два оленя мочились у края дороги, рядом с красным автобусом, с крыши которого из динамиков гремело: «Won't — you — be my lover…»[48]

Пожилая женщина в спортивных штанах и завязанной на поясе куртке трусцой бежала по дороге с блаженной усталой улыбкой.

Харри остановился возле дома Ракели. Ему не хотелось заезжать во двор, он даже не знал почему — может, ему просто не хотелось вторгаться на ее территорию. Смешно, конечно, — он ведь и так придет незваным и нежданным.

Когда он уже подходил к крыльцу, вдруг запищал мобильный телефон. Звонил Халворсен, который только что закончил свои поиски в Архиве государственных изменников.

— Ничего, — сказал он. — Если Даниель Гюдесон и вправду еще жив, то за измену родине его не судили.

— А Сигне Юль?

— Ей дали год тюрьмы.

— Но в тюрьме она не сидела. Еще что-нибудь интересное есть?

— Не-а. И сейчас меня, наверное, выставят отсюда, потому что им пора закрываться.

— Иди домой и ложись спать. Утро вечера мудренее.

Харри подошел к лестнице и уже собрался взлететь по ней одним прыжком, когда вдруг открылась дверь. Харри замер. На пороге стояла Ракель — в шерстяном свитере и синих джинсах, со взъерошенными волосами и еще более бледным лицом, чем обычно. Харри посмотрел ей в глаза, пытаясь увидеть в них хоть какой-то признак того, что Ракель рада этой встрече. Но не увидел. Однако не увидел он в них и той дежурной вежливости, которой больше всего боялся. В ее взгляде не было ничего вообще.

— Я услышала, кто-то разговаривает на улице, — объяснила Ракель. — Заходи.

В гостиной сидел Олег в пижаме и смотрел телевизор.

— Привет, неудачник, — крикнул ему Харри. — Не пора потренироваться в тетрис?

Олег шмыгнул носом, но ничего не ответил.

— Постоянно забываю, что дети не понимают иронии, — сказал Харри Ракели.

— Где ты был? — сурово спросил Олег.

— Был? — Харри немного растерялся. — Что ты имеешь в виду?

Олег пожал плечами.

— Кофе будешь? — спросила Ракель.

Харри кивнул.

Пока Ракель возилась на кухне (на это ушло много времени), Харри с Олегом сидели в комнате и молча смотрели, как причудливые гну скитаются по пустыне Калахари (на это тоже ушло много времени).

— Пятьдесят шесть тысяч, — наконец выдал Олег.

— Да ты что? — сказал Харри.

— Я занимаю первое место в таблице рекордов!

— А ну-ка принеси!

Олег вскочил и побежал искать «геймбой». Тут Ракель принесла кофе и села напротив Харри. Он дотянулся до пульта и убавил звук телевизора. Молчание нарушила Ракель:

— Чем собираешься заняться на семнадцатое мая?

— Работой. Но если ты хочешь куда-нибудь меня пригласить, я сделаю все возможное и невозможное…

Она засмеялась и замахала руками:

— Извини, я просто искала тему для разговора. Поговорим о чем-нибудь другом?

— Мне сказали, ты болеешь? — сказал Харри.

— Это долгая история.

— У тебя все такие.

— А почему ты вернулся?

— Из-за Браннхёуга. С которым я, как ни странно, сидел и беседовал в этой вот комнате.

— Да, жизнь состоит из абсурдных совпадений, — сказала Ракель.

— Настолько абсурдных, что ни у кого не получается сочинить правдоподобную небылицу.

— Ты не знаешь всего, Харри.

— Что ты имеешь в виду?

Она только вздохнула и стала размешивать сахар в своей чашке.

— Да что такое! — возмутился Харри. — Сегодня вся семейка сговорилась загадывать мне шарады?

Ракель слабо засмеялась, потом шмыгнула носом. Весенняя простуда, решил Харри.

— Я… в общем…

Она попыталась начать предложение еще пару раз, но безуспешно. Чайная ложка все мешала и мешала сахар в чашке. За плечом Ракели Харри увидел гну, которую медленно и безжалостно тащил в реку крокодил.

— Все было так ужасно, — сказала Ракель. — И я так по тебе скучала.

Она повернулась лицом к Харри, и он впервые увидел, как она плачет. Слезы текли по щекам и капали с подбородка. Она даже не пыталась их остановить.

— Ну… — начал Харри, больше он ничего не успел сказать — Ракель бросилась к нему. Они вцепились друг в друга, как утопающий — в спасательный круг. Харри дрожал. Хотя бы так, думал он. Хотя бы только это. Просто держать ее в объятьях — вот так.

— Мама! — крикнул Олег со второго этажа. — Где «геймбой»?

— В комоде, — дрожащим голосом крикнула Ракель в ответ. — Посмотри в ящиках. Начни с верхнего. Поцелуй меня, — прошептала она Харри.

— А если Олег…

— «Геймбой» не в комоде.

Когда Олег вернулся с «геймбоем», который все-таки нашел — в коробке с игрушками, то поначалу ничего не понял. Харри с огорченным видом хмыкнул, увидев новый результат в таблице, и мальчик весело рассмеялся. Но когда Харри уже почти сравнял счет, Олег спросил:

— Что это у вас лица такие странные?

Харри посмотрел на Ракель, та изо всех сил старалась сохранить серьезность.

— А то, что нам хорошо вместе. — Харри загнал длинную фигуру вправо и снял три линии. — Твоему рекорду крышка, неудачник.

Олег засмеялся и ударил Харри по плечу:

— У тебя нет шансов. Сам ты неудачник.

Нет, когда Харри незадолго до полуночи вернулся домой и увидел красный огонек автоответчика, он вовсе не чувствовал себя неудачником. Сегодня, после того как Олег уснул и Харри отнес его в кровать, они с Ракелью еще посидели за чаем, и она сказала, что когда-нибудь расскажет Харри длинную историю. В другой раз — сегодня она слишком устала. Харри сказал, что ей нужен отпуск, и она согласилась.

— Мы можем поехать куда-нибудь втроем, — сказал ей Харри. — Когда с делом будет покончено.

Ракель погладила его по голове.

— Тебе не разрешали быть таким наглым, Холе.

— А кто тут наглый?

— Ну ладно, я все равно сейчас не могу об этом говорить, Холе.

Потом они целовались в коридоре. Харри до сих пор чувствовал вкус ее губ.

Не включая свет, он на цыпочках прокрался в свою комнату и нажал на кнопку воспроизведения на автоответчике. Темноту наполнил голос Синдре Фёуке:

«Это Фёуке. Я тут подумал, что на вопрос о том, жив ли Даниель Гюдесон, может ответить только один человек. Тот, кто был вместе с Даниелем в карауле в ту новогоднюю ночь, когда Гюдесона, как мы думаем, подстрелили. Холе, вам нужно найти Гюдбранна Юхансена. Гюдбранна Юхансена».

Трубку положили, Харри услышал гудок, потом щелчок и новое сообщение.

«Это Халворсен. Сейчас полдвенадцатого. Мне только что звонили наши патрульные. Они прождали у квартиры Мускена до самой ночи, но домой он так и не пришел. Тогда они позвонили ему в Драммен — просто проверить, возьмет он трубку или нет. Но им никто не ответил. Один из наших ребят проехал до Бьерке, но там все было закрыто, и свет нигде не горел. Я сказал, чтоб они набрались терпения, и по рации объявил машину Мускена в розыск. Это… ну, просто чтоб ты знал, как обстоит дело. До завтра».

Опять гудок. Опять щелчок. Опять новое сообщение.

«Это снова Халворсен. Старею: про главное-то я забыл! Кажется, мы наконец что-то нашли. В архиве СС в Кельне нет данных ни на Гюдесона, ни на Юхансена. Мне сказали позвонить в Центральный архив вермахта в Берлине. Там какой-то зануда вежливо втолковывал мне, что в регулярной немецкой армии норвежцев почти не было. Но когда я объяснил ему, в чем дело, он все-таки согласился пойти и посмотреть. Через какое-то время он перезвонил и сказал, что на Даниеля Гюдесона ничего нет. Но зато есть копии документов на имя норвежского легионера Гюдбранна Юхансена. Из них следует, что в сорок четвертом Юхансена из СС перевели в вермахт. И на копиях написано, что оригиналы летом сорок четвертого отослали в Осло, и это, по словам берлинского архивариуса, означает, что Юхансена перевели именно туда. Еще осталась переписка с врачом, выписавшим Юхансена из госпиталя. В Вене».

Харри нашел в темноте единственное в комнате кресло и сел.

«Врача звали Кристофер Брокхард. Он работал в госпитале Рудольфа II. Я справился в венской полиции: этот госпиталь действует до сих пор. Мне даже дали штук двадцать имен и телефонов тех людей, которые работали там в войну».

Уж кто-то, а немцы умеют вести архивы, подумал Харри.

«Я стал их обзванивать. Черт, как же паршиво я помню немецкий!»