Красношейка - Несбё Ю

Харри вздохнул:

— Вы правы. Но я просто пытаюсь собрать головоломку из тех кусков, которые у меня есть.

Юль взглянул на часы.

— Обещаю подумать над этим, но, честное слово, не знаю, смогу ли вам помочь.

— Все равно, спасибо. — Харри встал, потом, вспомнив о чем-то, достал из кармана куртки несколько сколотых листков. — Я снял копии с допроса свидетеля в Йоханнесбурге. Может быть, это вам как-нибудь поможет?

Юль сказал «да», но покачал головой, как будто имел в виду «нет».

Когда Харри уже одевался в прихожей, он показал на фотографию молодого человека в белом халате:

— Это вы?

— Да, в середине прошлого века, — рассмеялся Юль. — Это я в Германии, до войны. Я должен был пойти по стопам отца и деда и изучать там медицину. Когда началась война, я уехал домой и первую книгу по истории прочел уже фактически в лесах. А потом было слишком поздно что-то менять: это стало как наркотик.

— Значит, вам расхотелось быть врачом?

— Это как посмотреть. Я хотел понять, как за одним человеком, его идеологией пошло столько людей. И может быть, найти лекарство от этого. — Он усмехнулся. — Я был очень, очень молод.

— Как приятно, что можно вот так встретиться, — сказал Бернт Браннхёуг и поднял бокал.

Они чокнулись, и Эуд-Хильде улыбнулась советнику.

— И не только на работе. — Он так долго смотрел ей в глаза, что она отвела взгляд. Браннхёуг изучающе разглядывал ее. Не очень красивая: слишком грубые черты, несколько полновата. Но в ее повадке была кокетливая прелесть, а от полноты веяло юностью.

Утром она позвонила ему из своего кабинета и сказала, что они совершенно запутались в каком-то деле, но прежде чем она успела что-либо объяснить, он попросил ее зайти. А когда она зашла, сразу же сослался на то, что у него нет времени и что лучше обговорить это за обедом, после работы.

— И нам, госчиновникам, надо расслабляться.

Она решила, что это он насчет обеда.

Пока все идет хорошо. Администратор распорядился насчет столика для них. В зале не было ни одного знакомого ей лица.

— Так вот, вчера нам попалось довольно занятное дело, — сказала она, принимая от официанта салфетку. — К нам пришел пожилой мужчина и заявил, что мы должны ему крупную сумму денег. Мы — это МИД. Он потребовал почти два миллиона крон и предъявил письмо, которое он отправил в семидесятом.

Она посмотрела в потолок. «Ей нужно меньше краситься», — подумал Браннхёуг.

— И за что же мы ему должны?

— Он сказал, что служил во флоте. Это что-то, связанное с «Нортрашипом», — ему недоплатили жалованья.

— Да-да-да, кажется, я понимаю, о чем идет речь. Что он еще сказал?

— Что он больше не собирается ждать. Что мы обманываем его и других моряков. И что Бог покарает нас за наши грехи. Не знаю, пьяный он был или больной, но выглядел он ужасно. Еще он принес с собой письмо, подписанное в сорок четвертом норвежским генеральным консулом в Бомбее, который от лица норвежского государства гарантировал, что позже ему выплатят надбавку за риск, которому он подвергался за четыре года службы штурманом в норвежском торговом флоте. Если бы не то письмо, мы бы, конечно, просто выкинули его и не стали бы беспокоить вас по таким мелочам.

— Можешь приходить ко мне в кабинет в любое время, Эуд-Хильде, — сказал он и тут же почувствовал легкий страх: ее точно зовут Эуд-Хильде? — Бедняга, — добавил Браннхёуг и знаком велел принести еще вина. — Самое грустное в этом деле — что он бесспорно прав. «Нортрашип» создали, чтобы управлять той частью норвежского торгового флота, которая не перешла в руки немцев. У этой организации были как политические, так и коммерческие задачи. К примеру, британцы за право использовать норвежские корабли платили компании большую надбавку за риск. Но вместо того, чтобы платить непосредственно морякам, они переводили деньги в кассу пароходства. Речь идет о нескольких сотнях миллионов крон. Моряки пытались отсудить свои деньги, но проиграли дело в Верховном суде в пятьдесят четвертом. Только в семьдесят втором стортинг признал, что они имеют права на эти деньги.

— Этот человек, разумеется, никаких денег не получал. Потому что, по его словам, ходил в Желтом море и попадал под японские торпеды, а не под немецкие.

— А как он представился?

— Конрад Оснес. Секундочку, сейчас я покажу вам это письмо. Он оставил нам счет с процентами и процентами с процентов.

Она наклонилась над сумкой. Он посмотрел на ее дряблые плечи. Ей надо больше заниматься зарядкой, подумал Браннхёуг. Сбросить килограмма четыре, и Эуд-Хильде будет пышечкой, а не… толстухой.

— Ладно, — остановил ее Браннхёуг. — Мне необязательно смотреть на него. «Нортрашип» приписан к Министерству торговли.

Она подняла взгляд на него.

— Но он настаивает, что именно мы должны ему эти деньги. И дал нам двухнедельный срок, чтобы мы их ему отдали.

Браннхёут рассмеялся:

— Вот как? А что это он шестьдесят лет молчал, а тут вдруг заторопился?

— Он не говорил об этом. Только добавил, что, если мы ему не заплатим, это будет для нас чревато последствиями.

— Ну и ну. — Браннхёуг подождал, пока официант нальет им обоим вина, потом наклонился к Эуд-Хильде: — Терпеть не могу последствия, а ты?

Она неуверенно засмеялась.

Браннхёуг поднял бокал.

— Я все думаю, что делать с этим стариком, — сказала она.

— Забыть, — ответил он. — А я вот думаю о другом, Эуд-Хильде.

— О чем?

— Ты видела забронированный за нами номер в этом отеле?

Эуд-Хильде снова засмеялась и ответила, что нет, не видела.

Харри тяжело крутил педали и потел. В зале было восемнадцать суперсовременных велотренажеров, на всех сидели дородные, красивые горожане и смотрели на немые телеэкраны под потолком. Харри глядел на Элизу в «Последнем герое». Она двигала губами, говоря, что не может выгнать Поппе. Харри знал это. Он уже смотрел эту серию.

«That don't impress me much»[37] — раздалось из колонок.

«Меня тоже», — подумал Харри, которому не нравились ни громкая музыка, ни звук собственного тяжелого дыхания. Он мог бы ходить бесплатно в полицейский тренажерный зал, но Эллен убедила его записаться в центр «CATC». На такое он еще мог пойти, но когда она попыталась записать его на аэробику, он сказал «стоп!». Двигаться под попсовую музыку в толпе людей, которым эта музыка нравится, и слушать, как инструктор с нервной ухмылкой подбадривает фразочками вроде: «Без труда не вытащишь и рыбку из пруда!» — все это казалось Харри непостижимым добровольным унижением. Главным преимуществом центра «CATC» было то, что здесь можно было одновременно тренироваться и смотреть «Последнего героя», и еще не видеть Тома Волера, который большую часть свободного времени проводил в полицейском тренажерном зале. Оглядев зал, Харри отметил, что и сегодня здесь нет никого старше него. В основном здесь были девушки, которые слушали плееры и время от времени бросали взгляд в его сторону. Нет, они смотрели не на него — просто рядом с ним, в сером свитере с капюшоном и без единой капли пота на лбу, сидел самый известный в Норвегии комик. На панели спидометра перед Харри высветилось сообщение: «Отличный темп!»

«И отвратительная одежда», — подумал Харри и посмотрел на свои растянутые, грязные спортивные штаны, которые ему постоянно приходилось подтягивать, потому что мобильник на поясе вечно тянул вниз. А стоптанные кроссовки «Адидас» были староваты, чтобы выглядеть модными, но недостаточно, чтобы казаться хипповыми. Футболка с Джоем Дивисоном, некогда выглядевшая вполне благопристойно, сейчас говорила лишь о том, что ее владелец уже давно не ориентируется в мире музыки. Но всю меру своей нелепости Харри ощутил, лишь когда раздался жуткий писк и на него обратились все семнадцать взглядов — включая взгляд комика. Харри отцепил с пояса маленькую черную адскую машинку:

— Холе.

«Okay, so you're a rocket scientist, that don't impress…»[38]

— Это Юль. Я вам помешал?

— Нет, это просто музыка.

— Вы дышите, как загнанная лошадь. Перезвоните мне, когда почувствуете себя лучше.

— Я чувствую себя прекрасно. Просто я в тренажерном зале.

— Хорошо. У меня для вас хорошие новости. Я прочитал ваш отчет из Йоханнесбурга. Почему вы не сказали мне, что он бывал в Зеннхайме?

— Урия? Это так важно? Я даже не был уверен, что правильно записал название, я перерыл весь атлас Германии, но никакого Зеннхайма не нашел.

— Вначале отвечу на вопрос: да, это важно. Если у вас еще есть сомнения в том, что человек, которого вы ищете, — бывший легионер, можете их отбросить. Это точно на сто процентов. Зеннхайм — маленький городок, и если норвежцы когда-нибудь бывали там, то это было в войну. Там они проходили обучение перед тем, как отправиться на Восточный фронт. А в атласе Германии вы его не нашли, потому что Зеннхайм не в Германии, а во французской провинции Эльзас.