Красношейка - Несбё Ю

Харри посмотрел на дом Ульсенов, Желтый, ниже других домов, и живая изгородь тоже ниже, чем у соседей. Среди домов на этой залитой заходящим солнцем улице домик Ульсенов казался беззащитным. И одиноким. В воздухе горько пахло костром, с ипподрома Бьерке доносились обрывки металлических фраз из динамиков.

Харри пожал плечами:

— Прошу прощения. Я … в общем, вы знаете.

Мёллер положил руку ему на плечо.

— Она была лучше нас всех. Я знаю, Харри.

Старик держал в руках «Афтенпостен». Он увлеченно читал о фаворитах на предстоящих бегах, когда заметил, что к его столику подошла официантка.

— Добрый день, — сказала она и поставила перед ним поллитровый стакан пива. Как обычно, не говоря ни слова, старик пристально смотрел на официантку, пока та считала мелочь, которой он с ней расплатился. Возраст этой женщины было сложно определить, но старик предположил, что ей больше тридцати пяти, но меньше сорока. Вид у нее такой, словно жизнь у нее не легче, чем у посетителей ресторана. Должно быть, натерпелась за эти годы. Но она все равно улыбалась. Официантка удалилась, и старик, озираясь по сторонам, отхлебнул из стакана.

Он взглянул на часы. Встал, подошел к телефону-автомату в дальнем углу ресторана, опустил в него три кроны, набрал номер и стал ждать. После трех гудков трубку взяли, и он услышал ее голос:

— Юль.

— Сигне?

— Да.

По ее голосу он понял, что она уже боится, что она узнала, кто говорит. Он звонил уже в шестой раз — может, она уже уловила его график и сегодня ждала его звонка?

— Это Даниель, — сказал старик.

— Кто это? Что вам нужно? — задыхаясь, спросила она.

— Я же говорю, это Даниель. Я только хотел снова услышать то, что ты говорила в тот раз. Помнишь?

— Прекратите. Даниель умер.

— «Сохранять верность и в смерти», Сигне. Не до смерти, а в смерти.

— Я звоню в полицию.

Он повесил трубку. Потом надел шляпу и пальто и вышел на залитую солнцем улицу. В парке Санктхансхёуген уже раскрылись первые почки. Все было как раньше.

На фоне ровного ресторанного гула — шума голосов, звона столовых приборов и шарканья суетящихся официантов смех Ракели звучал как-то по-особому.

— …И не на шутку перепугался, когда увидел, что кто-то оставил мне сообщение на автоответчик, — говорил Харри. — Ну, ты знаешь, там мигает такой огонек. А потом на всю комнату раздается твой командный голос. — Харри перешел на бас. — «Это Ракель. Встречаемся в „Диннере“ в пятницу в восемь вечера. Оденься поприличнее и не забудь бумажник». Ты до смерти напугала Хельге, мне пришлось дать ему двойную порцию корма, чтобы успокоился.

— Я так не говорила! — со смехом возразила Ракель.

— Ну, примерно так.

— Нет. Это все из-за тебя, из-за твоего автоответчика. — Она тоже попыталась заговорить басом: — «Это Холе. Говорите». Это так… так…

— Harry?[46]

— Точно!

Это был замечательный ужин, замечательный вечер, и вот пришло время все испортить, подумал Харри.

— Мейрик отправляет меня в Швецию, шпионить за нацистами, — сказал Харри, вертя в руке стакан. — На шесть месяцев. Уезжаю в эти выходные.

— А-а.

Харри поразило, что ее лицо не выразило никаких чувств.

— Сегодня звонил Сестрёнышу и отцу, рассказал им, — продолжал Харри. — Отец поговорил со мной и даже пожелал удачи.

— Это хорошо. — Ракель чуть улыбнулась и углубилась в изучение меню. — Олег будет по тебе скучать, — добавила она тихо.

Харри поднял глаза, но поймать ее взгляда не смог.

— А ты? — спросил он.

Ракель ухмыльнулась.

— Здесь есть банановое мороженое а-ля Сычуань, — сказала она.

— Закажи два.

— Я тоже буду по тебе скучать, — сказала она, переводя взгляд на другую страницу меню.

— Сильно?

Она пожала плечами.

Харри повторил вопрос. Он увидел, как Ракель набрала воздуха в грудь, уже собралась ответить, но выдохнула. Потом вдохнула снова. Наконец она сказала:

— Извини, Харри, но сейчас у меня в жизни есть место только для одного мужчины. Маленького мужчины, которому шесть лет.

Словно ледяной водой окатила.

— Еще раз, — сказал он. — Я не мог ошибиться настолько.

Ракель оторвала взгляд от меню и посмотрела на Харри в недоумении.

— Ты и я. — Харри наклонился к ней. — Здесь, сейчас. Мы флиртуем. Нам хорошо вместе. Но мы хотим большего. Ты хочешь большего.

— Может быть.

— Не может быть, а точно. Ты хочешь всего.

— И что из этого следует?

— «Что из этого следует»? Это ты мне объясни, «что из этого следует», Ракель. Через несколько дней я уезжаю в какую-то шведскую дыру. Я человек непритязательный — просто хочу знать, будет ли к чему возвращаться осенью.

Их глаза встретились, на этот раз он смог удержать ее взгляд. Они долго смотрели друг на друга, и в конце концов Ракель отложила меню в сторону.

— Извини. Мне не хотелось, чтобы так вышло. Понимаю, это звучит дико, но… альтернативы нет.

— Что за альтернатива?

— Сделать то, что мне хочется. Уехать с тобой домой, раздеть тебя и любить тебя ночь напролет.

Последние слова она прошептала тихо и быстро. Словно она могла сколь угодно долго не говорить их, — но сказать их можно было только так. Прямо и откровенно.

— А другая ночь? — спросил Харри. — А другие ночи? Завтра, послезавтра, и через неделю, и…

— Перестань! — Она сердито нахмурилась. — Ты должен понять, Харри. Это невозможно.

— Ну разумеется. — Харри достал сигарету и закурил. Он позволил Ракели провести рукой по его щеке, губам. Осторожное прикосновение ощущалось как пощечина и отдавалось немой болью.

— Дело не в тебе, Харри. Я как-то подумала, что один раз можно. Взвесила все «за» и «против». Это отношения двух взрослых людей. И больше они никого не касаются. Это ни к чему не обязывает. К тому же с мужчиной, который нравится мне больше, чем кто бы то ни было с тех пор… с тех пор, как я разошлась с отцом Олега. Поэтому я знаю, что одним разом дело не кончится. А это… это невозможно.

Ракель замолчала.

— Это из-за того, что отец Олега был алкоголиком? — поинтересовался Харри.

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Не знаю. Это могло бы объяснить, почему ты не хочешь со мной связываться. Не в смысле, что ты уже достаточно пожила с алкашом, чтобы понять, что я — плохой вариант, но…

Ракель положила свою руку на его.

— Ты вовсе не плохой вариант, Харри. Не в этом дело.

— А в чем тогда?

— Мы видимся в последний раз. Вот в чем дело. Мы не будем встречаться больше.

Она посмотрела на него. Теперь Харри понял. Слезы, которые блестели в уголках ее глаз, были не от смеха.

— И это все? — Харри попытался улыбнуться. — Или ты, как и все в СБП, засекречена?

Ракель кивнула.

К их столику подошел официант, но, очевидно поняв, что сделал это не вовремя, снова удалился.

Ракель открыла рот, собираясь что-то сказать. Харри увидел, что она готова заплакать. Ракель закусила нижнюю губу, положила на стол салфетку, рывком отодвинула стул, встала и, ни слова не говоря, ушла. Харри сидел и смотрел на салфетку. Должно быть, она долго сжимала ее в руке, подумал он. Салфетка скомкана в шарик. Харри долго смотрел на комок, а тот раскрывался, будто белый бумажный цветок

Когда офицера полиции Халворсена разбудил телефонный звонок, мерцающие цифры на электронном будильнике показывали 01.20.

— Это Холе. Я тебя разбудил?

— Да нет, — ни на секунду не задумываясь, соврал Халворсен.

— Я тут раздумывал о Сверре Ульсене.

Судя по сбивчивому дыханию и шуму машин на том конце, Харри шел по улице.

— Знаю, что тебе нужно, — сказал Халворсен. — Сверре Ульсен купил пару ботинок «Комбат бутс» в магазине «Совершенно секретно» по улице Хенрик-Ибсенсгате. Ульсена опознали на фотографии и даже сообщили нам дату покупки. Оказалось, перед Рождеством КРИПОСовцы уже побывали там и проверяли его алиби по поводу дела Халлгрима Дале. Но сегодня я уже отправил об этом факс.

— Я знаю, сейчас я как раз возвращаюсь оттуда.

— Сейчас? Разве ты не собирался пойти этим вечером в ресторан?

— Ну. Мы поужинали по-быстрому.

— И ты вернулся на работу? — недоверчиво спросил Халворсен.

— Ну да, конечно. Твой факс навел меня на кое-какие размышления. Не мог бы ты разузнать для меня еще кое-что?

Халворсен застонал. Во-первых, Мёллер недвусмысленно дал понять, что Харри. Холе больше нельзя подпускать к делу Эллен Йельтен. А во-вторых, была суббота, завтра — выходной.