Красношейка - Несбё Ю

— В это время дома сидят только пенсионеры и матери с грудными детьми.

— Пенсионеры обычно все подмечают.

— Наверное, к здешним это не относится. Если здесь вообще произошло что-нибудь, заслуживающее внимание.

Заслуживающее внимания. Харри не понимал почему, но эти слова вызвали у него в подсознании странный резонанс. Дети на велосипедах уже куда-то уехали. Харри вздохнул:

— Поехали отсюда.

Когда Харри вошел в кабинет, Халворсен разговаривал по телефону. По жесту коллеги Харри понял, что тот говорит с осведомителем. Если он по-прежнему пытается найти ту женщину из «Континенталя», значит, поход в МИД помог не особо. Бумаг в кабинете почти не было, кроме стопки архивных копий на столе Халворсена — «Дела о винтовке Мерклина».

— Нет, так нет, — сказал Халворсен. — Если что узнаешь, позвони, о'кей?

Он положил трубку.

— Эуне звонил? — спросил Харри, садясь в свое кресло.

Халворсен кивнул и показал два пальца. Два часа. Харри посмотрел на часы. Эуне приедет сюда через двадцать минут.

— Достань мне фотографию Эдварда Мускена. — Харри взял трубку, набрал номер Синдре Фёуке и договорился встретиться с ним в три. Потом рассказал Халворсену об исчезновении Сигне Юль.

— Думаешь, это может быть как-то связано с убийством Браннхёуга?

— Не знаю, поэтому мне и нужно поговорить с Эуне.

— Зачем?

— Затем, что я все больше уверяюсь в том, что мы имеем дело с сумасшедшим. А значит, нужен совет специалиста.

Эуне можно было назвать большим человеком по нескольким причинам: он страдал излишком веса, был ростом под два метра и считался лучшим психологом страны в своей области. Психопатология к этой области не относилась, но Эуне, будучи талантливым специалистом, помогал Харри и в этих вопросах.

У доктора Эуне было дружелюбное, открытое лицо, — Харри часто казалось, что он слишком мягкий и ранимый и боль другой души не проходит для него бесследно. Когда Харри спрашивал его об этом, Эуне отшучивался, что тяжело, конечно, но кому сейчас легко?

Сейчас Эуне напряженно и сосредоточенно слушал рассказ Харри. Об убийстве Халлгрима Дале, Эллен Йельтен и Бернта Браннхёуга. Об Эвене Юле, который сказал, что им нужно искать квислинговского легионера, и о том, что в поддержку этой версии говорило убийство Браннхёуга, совершенное на следующий день после интервью «Дагбладет». И в заключение — об исчезновении Сигне Юль.

Выслушав Харри, Эуне некоторое время сидел и думал, качая головой и похмыкивая.

— Боюсь, я особо вам помочь не смогу, — сказал он наконец. — Единственная зацепка, которую я вижу, — та надпись на зеркале. Это похоже на визитную карточку, что типично для серийных убийц. Особенно для тех, кто совершил уже несколько убийств, чувствует себя в безопасности и хочет для остроты ощущений подразнить полицию.

— Эуне, у этого человек есть отклонения в психике?

— Тут все относительно. Мы все с отклонениями. Вопрос в том, насколько мы способны соответствовать установленным в обществе нормам поведения. Никакой поступок сам по себе не является признаком ненормальности, нужно рассматривать его в контексте других действий. Скажем, большинству людей импульсы промежуточного мозга не позволяют убивать себе подобных. Установка на защиту собственного вида продиктована эволюцией. Но если долго тренироваться, можно преодолеть этот внутренний тормоз. Тогда он ослабевает. К примеру, у солдат. Если мы с вами вдруг начнем убивать, отклонения у нас, скорее всего, появятся. Но возможно, не появятся, как не появляются они у наемных убийц или… у полицейских.

— Значит, если мы возьмем солдата, воевавшего, скажем, во Второй мировой войне — не важно, на чьей стороне, — ему, чтобы убить, нужно преодолеть значительно меньший порог, чем другому человеку? При том, что оба психически нормальные?

— И да и нет. Солдата научили убивать на войне, и, чтобы внутренний тормоз не срабатывал, он должен ощущать себя в том же контексте.

— Значит, он должен думать, что по-прежнему сражается на войне?

— В общем-то, да. Но если он так считает и продолжает убивать и убивать, в медицинском плане он не считается больным. Вернее — не более больным, чем любой солдат. В таком случае можно говорить только о расщепленном восприятии действительности, но тут мы с вами вступаем на зыбкую почву.

— Почему? — спросил Халворсен.

— Кто вам скажет, что есть действительность, мораль и этика на самом деле? Психологи? Судьи? Политики?

— Ну… — протянул Харри. — Во всяком случае, они говорят.

— Вот именно, — сказал Эуне. — Но если вы считаете, что у них есть на это право, ваше мнение либо необдуманное, либо ошибочное. Думая так, вы отказываете себе в праве на моральную оценку. Если кого-то, скажем, посадили в тюрьму за то, что он состоял в совершенно законной партии, ему захочется найти другого судью. Обжаловать дело, так сказать, в высшей инстанции.

— Бог мой судья, — вспомнил Харри.

Эуне кивнул.

— Что это, по-вашему, означает, Эуне?

— Возможно, таким образом он пытался объяснить свой поступок. Что, несмотря ни на что, ему важно, чтобы его поняли. Как и большинству других.

По дороге к Фёуке Харри заехал в ресторан «Скрёдер». Как и обычно, в это время посетителей не было, Майя стояла возле телеэкрана, курила и читала газету. Харри показал ей фотографию Эдварда Мускена, которую Халворсен добыл на удивление быстро — наверняка через автоинспекцию, ведь два года назад Мускену выдавали водительские права международного образца.

— Да, видела я эту сморщенную рожу, — кивнула Майя. — Но где и когда? Раз я его помню, значит, он наведывался сюда пару раз, но точно, что не часто.

— Кто-нибудь из других посетителей разговаривал с ним?

— Ну и вопросики у тебя, Харри!

— В эту среду в полпервого кто-то звонил с вашего телефона-автомата. Ты, конечно, не обязана все помнить, но мог ли это быть он?

Майя пожала плечами:

— Мог, а что же? А мог и Дед Мороз. Ты же знаешь, как оно иногда бывает, Харри.

По пути на Вибесгате Харри позвонил Халворсену и попросил его наведаться к Эдварду Мускену.

— Задержать его?

— Нет-нет. Только проверь его алиби насчет убийства Браннхёуга и сегодняшнего исчезновения Сигне Юль.

Когда Синдре Фёуке открыл дверь, лицо его было серого цвета.

— Вчера ко мне заскочил приятель с бутылкой виски, — объяснил он, скорчив гримасу. — Мне такое уже тяжеловато. Где мои шестьдесят лет…

Он засмеялся и пошел снимать с плиты кофеварку.

— Читал об убийстве той важной шишки из МИДа, — кричал он из кухни. — Там написано, что полиция исключает связь между убийством и его словами о норвежских легионерах. А газета «Верденеганг» считает, что за этим стоят неонацисты. Вы в это верите?

— Может быть, в это верит «Верденеганг». Мы ни во что не верим и ничего не исключаем. Как там ваша книга?

— Пока что дело мало продвинулось. Но если я ее закончу, она откроет людям глаза. Так, по крайней мере, я говорю сам себе, когда на меня нападает хандра. Как сегодня.

Фёуке поставил кофеварку на столик и сел в кресло. На кофеварку было намотано холодное полотенце. Старая военная хитрость, объяснил хозяин с лукавой улыбкой. Ему очень хотелось, чтобы гость спросил, в чем суть этой хитрости, но у Харри было мало времени.

— Пропала жена Эвена Юля, — сказал он.

— Ну и ну! Сбежала?

— Не думаю. Вы с ней знакомы?

— Лично не встречал, но слышал, какой был переполох, когда Юль собирался жениться. Что она была фельдшерицей и все такое прочее. А что случилось?

Харри рассказал про телефонные звонки и внезапное исчезновение.

— Больше нам ничего не известно. Я думал, вы знакомы с ней, и надеялся, что вы подадите какую-нибудь идею.

— Прошу прощения, но… — Фёуке замолчал, глотнул кофе. Похоже, он что-то надумал. — Что, вы говорите, было написано на зеркале?

— Бог мне судья, — сказал Харри.

— Хм.

— О чем вы задумались?

— Я вообще-то не уверен… — Фёуке потер небритый подбородок.

— Просто скажите.

— Вы говорите, он, возможно, хотел объяснить свой поступок, сделать так, чтобы его поняли…

— Ну?

Фёуке встал, подошел к книжному шкафу, достал оттуда толстую книгу и начал ее листать.

— Точно, — сказал он наконец. — Так я и думал.

Он протянул книгу Харри. Это был словарь библейских имен.

— Посмотрите на «Даниил».

Харри пробежал страницу глазами и нашел это имя. «Даниил (др. — евр.) — Бог мой судья».

Он посмотрел на Фёуке, тот собирался налить в чашки еще кофе.

— Вы ищете привидение, Холе.