Ключ к волшебной горе - Леонтьев Антон

Платоша Крещинский, чей отец был модным петербургским адвокатом, проделал карьеру от сталинского палача до дипломата. Полина была почему-то уверена, что Платон давно умер, еще в тридцатые или сороковые годы, став жертвой репрессий, как и те, кого он сживал со свету.

Но нет, вот он, призрак прошлого, призрак постаревший и обрюзгший, стоял перед ней. Полина отвернулась. Она помнила, как Платон пытался соблазнить ее, пользуясь тем, что Славко был арестован. Арестован по прямой наводке самого Платоши. Сколько же раз она желала Платоше смерти, желала, чтобы он сам пережил хотя бы сотую часть тех страданий, которые пережила она.

Но с другой стороны... Если бы Славко не арестовали, она бы никогда не бежала в Германию, а оттуда в Америку. И у нее не было бы Кэтрин... Почему в этой жизни все так переплетено, отчего все так сложно и неоднозначно? Теряя, мы обретаем...

– Вы что-то сказали, миссис Трбоевич? – переспросил кардинал. – Теряя, мы обретаем? Сколько смысла в этой фразе! Человечество потеряло свою невинность, когда Ева сорвала плод с древа познания, соблазненная речами нечистого, но только тогда, через грехопадение, человек стал истинным человеком, обретя самого себя. Мы потеряли нашего Спасителя, который отдал за нас и искупление наших грехов свою жизнь, а затем мы снова обрели его – но уже как человекобога. Я уверен, что, кто никогда не терял, кто никогда не испытывал боли и отчаяния, тот, кто никогда не страдал, на самом деле не был человеком. Теряя, мы обретаем...

Полина извинилась перед кардиналом. Больше всего ей хотелось одного – покинуть прием как можно быстрее. Платон жив – и что из этого? Для нее Крещинский мертв. Он и в самом деле умер очень давно, он сам убил себя, убил свою совесть и свою душу. И эта потрепанная оболочка, которую она видит перед собой, только призрак.

Она направилась к хозяевам приема, желая попрощаться. Молодая хозяйка произнесла:

– Миссис Трбоевич, вы знакомы с господином Крещинским? Разрешите представить вам его...

Платон проскользил по паркету. Полина увидела перед собой его мучнисто-белое, изрезанное морщинами лицо. Он походил на пресытившегося жизнью римского патриция, который уже не знал, чем потешить свой развращенный разум и похотливую плоть. Полные красные губы Платона дрогнули, он произнес на рафинированном английском:

– Мы уже знакомы с миссис Полиной Трбоевич, не так ли?

Хозяйка непонимающе посмотрела на Полину и Платона. Женщине показалось, что между этими двумя стариками идет неведомая игра, борьба, противостояние, смысл которого ей никогда не понять.

– Я имела несчастье знать одного Крещинского, – ответила Полина, смотря в глаза Платоши. Когда-то она млела от этих глаз и была счастлива только помыслить о том, что станет женой их обладателя. – Но он давно умер.

– Вы ошибаетесь. – Платон отвел взгляд. Его старческий дискант дрогнул. – Тот Крещинский, которого вы знали, все еще жив. Как и вы...

Хозяйка, потеряв интерес к их непонятной беседе, извинилась и отошла. Платон прошептал по-русски:

– Полина, как я мечтал встретиться с тобой! Я знал, что ты здесь, в Америке, я внимательно следил за твоей судьбой.

– За той судьбой, которую ты навязал мне, – ответила Полина. Страх перед Платоном прошел, она видела всего лишь старого несчастного человека, который старается показать всем свое ложное величие.

Платон закашлялся:

– Полина, неужели ты не поняла, что судьбу нельзя навязать? Ты сама выбрала ее, точнее, это она выбрала тебя. Ты наверняка винишь меня в смерти Славко...

Что-то хищное и мерзкое мелькнуло в лице Платона. Он осклабился, обнажая великолепные белые зубы-протезы.

Полина ничего не ответила. Платон продолжил:

– Да, твой Славко был предателем, он был врагом народа! И я не сожалею, что мне пришлось... Ты ведь знаешь, что мне пришлось сделать с твоим благоверным?

– Я не хочу это слышать, – прервала Платона Полина.

Крещинский отмахнулся:

– Разумеется, ты хочешь это слышать! Я же вижу, как ты побледнела. Полин, для своих лет ты выглядишь великолепно. Еще бы – владелица крупного концерна, миллионерша, почти что миллардерша. Твоя дочка выходит замуж за будущего президента страны.

Платон грязно хихикнул:

– Мне есть что порассказать о тебе американским таблоидам, Полина. Если я заявлю, что ты сама сделала так, чтобы арестовали Славко, так как спала со мной, то мне поверят! Будет дикий скандал, за тобой начнут охотиться длинноволосые журналюги, поджидать тебя у дома в надежде сделать снимок и продать его подороже, и карьере сенатора Фицджеральда, женатого на дочери мерзопакостной блудливой старухи Полины Трбоевич, придет конец! Никто не захочет избрать президентом человека, чья жена является дочкой убийцы и шлюхи. И я сделаю это, Полина! Сделаю, зная, что это угробит и меня самого. И знаешь, почему я решусь на такой поступок?

Полина отшатнулась от Платона – столько яда было в его словах, столько адского пламени во взгляде. Для всех гостей они были приятной пожилой парой, которая мило беседовала друг с другом, но Полина понимала, что на самом деле это схватка – причем схватка не на жизнь, а на смерть.

– Я любил тебя, Полина! – произнес Платон, чье лицо исказилось, словно от боли. – Я люблю тебя до сих пор! Но ты предала меня дважды – в первый раз, когда обещала выйти за меня замуж, а сама предпочла оказаться в сумасшедшем доме: ну конечно, ты полюбила это ничтожество Славко. И второй раз – когда вышла замуж за этого жалкого извращенца-пианиста.

Платон в возбуждении схватил Полину сухими пальцами, больше похожими на птичьи когти. Ногти впились в ее кожу, Полина приглушенно вскрикнула. На них стали оборачиваться.

– Я люблю тебя, Полина! – говорил Платон. – Еще не поздно – стань моей! Я так и не женился в надежде когда-нибудь заполучить тебя. Мы можем быть вместе!

Платон сошел с ума, подумала Полина. Он рехнулся, причем очень давно – возможно, еще в далеком 1914 году, когда она предпочла ему Славко.

– Мне доставляло наслаждение вести процессы, – произнес Платон истерично. Милый пожилой господин исчез, уступив место старику-идиоту, готовому на все. – Враги народа должны быть наказаны! Товарищ Сталин был доволен моей работой! Но теперь другие времена, у власти находятся ничтожества, трусы и взяточники. Отправляя врагов народа на смерть, я пытался заглушить боль – боль по тебе, Полина!

– Платон! – вырывая руку из его цепких пальцев, произнесла Полина. – Ты сам виноват в том, что делал. Ты, и только ты, несешь ответственность за ужасные преступления. Ты намеренно обрекал несчастных на смерть, удовлетворяя свои низменные инстинкты.

– Это ты виновата! – крикнул Платон. Их беседа по-русски привлекла всеобщее внимание. Хозяйка дома испуганно смотрела на Полину, не зная, что предпринять – взбешенный советский представитель при ООН внушал ей страх. – Ты виновата, Полина! Ты, дрянь, могла бы стать моей, и тогда бы я не превратился в чудовище! Но ты, гордая сука, предпочла предать родину, вышла замуж за чертового педика, убила своего сына – и все ради чего? Ради своего муженька Славко? Ради себя! Ты все и всегда делала ради себя – ты, тщеславная, эгоистичная стерва!

Полина закрыла глаза. Платон безумен. И он готов уничтожить ее. Уничтожить вместе с ней Кэтрин и Алека.

– Знаешь, что я сделал с твоим Славко? Я застрелил его! Разрядил в него всю обойму! Он лежал на полу, весь в крови и соплях, и умолял меня о пощаде. Он предлагал мне тебя, Полина! Он хотел купить свою дешевую жизнь ценой твоей жизни!

Платон стал похож на бешеного тигра, изо рта текла слюна, тщательно уложенные волосы растрепались.

– Я убил твоего Славко! Убил с наслаждением! Но ты все равно не стала моей, Полина! Будь ты проклята! Будь ты проклята навечно! Ты разрушила мою жизнь и мою судьбу! Ты сделала меня убийцей! Я уничтожу тебя, и твою дочь, и ее сенатора! Я убью тебя! Я...

Платон схватил с подноса оцепеневшего официанта бокал с шампанским, выплеснул его содержимое на платье Полины. Хрусталь треснул в его пальцах, побежала алая кровь.

– Я убью тебя! – Платон шагнул к Полине, держа в руке острые осколки. – Как убил Славко! Почему ты не стала моей, Полина? Мы были бы так счастливы...

Он шумно втянул воздух, по лицу пробежала судорога. Затем Платон Крещинский, представитель СССР при ООН, бывший генеральный прокурор страны, генерал в отставке, дважды Герой Советского Союза, кавалер множества отечественных и зарубежных орденов, неуклюже попятился и повалился навзничь.

Некоторые из дам закричали, Полина склонилась над Платоном. Прозрачные слюни текли из его рта, Крещинский таращил на нее стекленеющие глаза и шептал:

– Ты будешь моей... Я люблю тебя... Полина, мы бы могли быть так счастливы... Так счастливы... Могли бы... Могли... Могли...

Рука с зажатыми осколками бессильно взметнулась в воздух, затем снова упала на персидский ковер, закапала кровь. Голова Платона свернулась набок, нога, согнутая в колене, медленно распрямилась.