Последняя любовь президента - Курков Андрей Юрьевич

Я дотянулся до руки Светланы, прикрыл ее своей ладонью. Она посмотрела на меня. Кивнула.

«Все будет хорошо», – подумал я и тут же засомневался в своей правоте.

Может, и будет. Но это «хорошо» даже в самом лучшем его варианте окажется по-житейски плоским. Его нельзя сравнивать с другим «хорошо», с тем «хорошо», когда в квартире шумно из-за детских голосов, когда вместо тишины рядом поселяется веселый гомон семейной суеты.

Спустившись по трапу, мы попали под киевскую осеннюю изморось. Уже подъехал автобус. Пассажиры устремились в его открытые двери. Тут же, рядом с трапом, затормозил черный «мерседес». Я оглянулся. Человек, за которым прислали «мерседес» прямо на летное поле, должен был тоже лететь в бизнес-классе. Но кроме нас там никого не было. И микроавтобус с табличкой «VIP», который должен был забрать нас отсюда, опаздывал.

Я растерялся. Я смотрел по сторонам. Думал, кого бы спросить.

Но в этот момент дверца «мерседеса» открылась, вышел шофер, одетый даже для этой машины слишком элегантно. Посмотрел в нашу сторону. Подошел.

– Сергей Павлович, садитесь! – твердо, даже настойчиво произнес он.

– А? – вырвалось у меня. Удивление обогнало возникший в голове вопрос. – А где мой шофер?

– У вас теперь другая машина и другой шофер! – сказал мужчина и открыл заднюю дверцу, предлагая Светлане сесть первой.

Потом открыл переднюю дверцу для меня.

Мы подождали еще несколько минут, пока багаж – наши два чемодана и портплед – не перекочевал с ленты багажного транспортера в багажник машины.

Аэропорт остался позади.

– Все вам искренне сочувствуют, – мягким голосом вдруг проговорил шофер. – У меня для вас письмо, вот, возьмите!

Он, не отрывая взгляда от дороги, протянул мне длинный конверт.

Из конверта я первым делом вытащил визитку Догмазова. На ней появилось какое-то новое звание. Теперь он, вдобавок ко всем своим регалиям, стал еще и почетным профессором Киево-Могилянской академии и сопредседателем Комитета по государственным премиям в области градостроительства.

Письмо же оказалось всего лишь запиской. Четыре предложения.

«Примите наши искренние соболезнования. Я думаю, что теперь вам в самый раз поменять сферу деятельности. Кабинет ваш уже готов, и Виктор Андреевич его вам сразу покажет». Подпись Догмазова, лихо закрученная, в чем-то императорская, стояла в самом низу стандартного листа.

Пальцы мои вдруг ощутили необычность этой бумаги. Я присмотрелся, потом поднял ее на уровень глаз и в рассеянном свете встречных машин увидел водяные знаки – равномерно разбросанные государственные тризубы.

– Виктор Андреевич – это вы? – уточнил я у водителя.

Тот кивнул.

– Я вас завезу домой, помогу занести вещи. А потом подожду в машине. Меня попросили показать вам кабинет уже сегодня.

Я кивнул. Мне действительно хотелось отвлечься. Хотелось нырнуть во что-то глубокое и непрозрачное, чтобы никто меня не видел, не знал и ни о чем не спрашивал! Конечно, рассчитывать на исполнение этих желаний на новом рабочем месте было бы глупо. Но в любом случае я там буду человеком новым, и, как к новому человеку, ко мне будут относиться поначалу с осторожностью и опаской, будут присматриваться. А я тем временем отдохну душой, попробую прийти в себя, найти тот рабочий ритм, который унесет меня дальше по жизни, как скорый поезд. И чем меньше будет времени «выглядывать в окно», тем лучше.

153

Крым. Форос. Госдача. 1 января 2016 года. Вечер.

Если мой год пройдет так же легко и спокойно, как этот первый день года, я буду счастлив. Обед за большим овальным столом из орехового дерева. Коля Львович, крымский губернатор с женой, Майя в вечернем платье с декольте, открывающим удивительно упругую, словно надутую грудь. Стол рассчитан на двенадцать персон, но где взять столько достойных доверия и дружбы людей? Я бы посадил за этот стол Светлова. И еще, может быть, того врача, который успел прошептать мне о своих подозрениях относительно сердечного стимулятора. Можно было бы «вынуть» из-за стола Львовича и посадить его за журнальный. Но тут я могу и ошибиться. Он же здесь, со мной. Он со мной вошел в этот год, значит, и провести его собирается со мной. Вот только запеченная индюшка кажется великоватой для нас четверых. Конечно, можно недоеденное отослать на кухню обслуге. И помощника накормить можно. Утром мы с ним славно попили чаю. Я так обмяк и проникся его банальными мыслями и проблемами, что чуть не спросил, как его зовут. Хорошо, что не спросил. Иначе это было бы началом конца. Его конца, разумеется.