Красношейка - Несбё Ю

— Халворсен, ты меня слышишь?

— Да-да.

— Представляю, что тебе сказал Мёллер. Наплюй на это. У тебя есть возможность узнать кое-что новенькое о работе следователя.

— Харри, дело в том, что…

— Помолчи и послушай, Халворсен.

Халворсен мысленно выругался. И приготовился слушать.

Еще в прихожей, вешая куртку на пустую вешалку, Харри уловил запах свежепожаренного кофе.

— Спасибо, что откликнулись так быстро, Фёуке.

— Да ладно вам, — буркнул из кухни хозяин. — Таким старикам, как я, всегда приятно помочь молодым. Если, конечно, я могу вам помочь.

Фёуке налил кофе в две большие кружки и сел у кухонного стола. Харри провел кончиками пальцев по тяжелой темной дубовой столешнице.

— Из Прованса, — похвастался Фёуке. — Жене нравилась французская крестьянская мебель.

— Замечательный стол. У вашей жены был хороший вкус.

Фёуке улыбнулся:

— Вы женаты, Холе? Нет? И не были женаты? Я б на вашем месте с этим не затягивал. Знаете, от одинокой жизни можно спятить. — Он рассмеялся. — Я знаю, о чем говорю. Мне было тридцать, когда я женился. Я женился поздно. В мае пятьдесят пятого.

Фёуке показал на одну из висевших над кухонным столом фотокарточек.

— Так это ваша жена? — удивился Харри. — А я думал, это Ракель.

Фёуке в недоумении уставился на него, потом сказал:

— Ах да, конечно. Совсем забыл, что вы с Ракелью знакомы по СБП.

Они пошли в гостиную. С прошлого раза кипы бумаг еще подросли и теперь высились на всех стульях, кроме того, что стоял у бюро. Фёуке расчистил место у загроможденного журнального столика.

— Что-нибудь выяснили о тех людях, о которых я вам говорил в прошлый раз? — спросил он.

Харри вкратце рассказал ему об этом, потом добавил:

— Тем временем у нас появляются новые обстоятельства. Убили женщину-полицейского.

— Я что-то читал в газете.

— Это конкретное дело, похоже, уже раскрыто, мы ожидаем только результатов анализа ДНК. Фёуке, вы верите в совпадения?

— Не особо.

— Я тоже. Поэтому когда в двух, казалось бы, не связанных друг с другом делах вдруг появляются одни и те же люди, я начинаю задавать себе вопросы. В тот вечер, когда убили нашу сотрудницу, Эллен Йельтен, она оставила мне на автоотвечик сообщение: «Теперь ему не уйти».

— Юхан Борген?[47]

— Что? А, это? Нет, не думаю. Она помогала искать человека, связанного с покупкой винтовки Мерклина. Конечно, необязательно, что между этим человеком и убийцей есть какая-то связь, но такое предположение само напрашивается, учитывая, что она так упорно пыталась связаться со мной. Это дело я расследовал уже несколько недель, но именно в тот вечер она несколько раз пыталась дозвониться до меня. Судя по ее голосу, она была чем-то взволнована. Возможно, чувствовала, что ей грозит опасность. — Харри провел пальцем по столу. — Одного из людей в вашем списке, Халлгрима Дале, прошлой осенью убили. Под аркой, где нашли его труп, среди прочего обнаружили остатки рвотных масс. Вначале никакой связи с убийством не увидели: группа крови не совпадала, а образ хладнокровного профессионального убийцы никак не вязался с человеком, которого рвет на месте преступления. Но КРИПОС, разумеется, не стал отметать возможности, что это блевота убийцы, и слюну отправили на анализ ДНК. Сегодня утром мой коллега сравнил результаты этого анализа с анализом ДНК перхоти с шапки, которую мы нашли на месте убийства нашей сотрудницы. Результаты идентичны.

Харри замолчал и посмотрел на собеседника.

— Понимаю, — сказал Фёуке. — Вы, должно быть, полагаете, что убийца — один и тот же человек.

— Нет. Я полагаю только, что между этими убийствами есть какая-то связь, что Сверре Ульсен оба раза оказался поблизости не случайно.

— А почему он не мог быть убийцей в обоих случаях?

— Разумеется, мог, но между актами насилия, в которых Сверре Ульсен был замешан ранее, и убийством Халлгрима Дале есть большая разница. Вы когда-нибудь видели, какие повреждения наносит удар бейсбольной битой? От удара этим сравнительно мягким деревянным предметом ломаются кости, разрываются такие внутренние органы, как печень и почки. Но кожа чаще всего остается целой, и жертва умирает от внутреннего кровотечения. Халлгриму Дале перерезали сонную артерию. При таком убийстве кровь жертвы вытекает наружу. Понимаете?

— Да, но мне непонятно, что вы хотите этим сказать.

— Мать Сверре Ульсена говорила одному нашему сотруднику, что ее сын не переносил вида крови.

Фёуке, собравшийся уже отпить кофе, поставил кружку на стол:

— Да, но…

— Знаю, о чем вы думаете. Что он все равно мог сделать это, а то, что он не переносил вида крови, прекрасно объясняет, почему его стошнило. Но суть в том, что убийца блистательно владел ножом. Как сказал патологоанатом, это была идеальная хирургическая операция, которую может выполнить только профессионал.

Фёуке медленно кивнул.

— Теперь я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал он.

— У вас, кажется, есть какие-то соображения? — спросил Харри.

— Я, кажется, знаю, зачем вы сюда пришли. Вы считаете, что это убийство совершил один из легионеров, бывших в Зеннхайме.

— Да. Это возможно?

— Вполне. — Фёуке обхватил чашку двумя руками. Его взгляд забегал по комнате. — Тот, кого вы не нашли. Гюдбранн Юхансен. Я рассказывал, за что мы прозвали его Красношейкой.

— Вы могли бы рассказать о нем поподробнее?

— Да. Но сначала — еще кофе.

— Кто там? — послышалось из-за двери. Голос тихий, испуганный. Харри вспомнил ее фигуру в окне.

— Это Холе. Я вам звонил.

Дверь приоткрылась.

— Простите, я…

— Все в порядке, я понимаю.

Сигне Юль открыла дверь полностью, и Харри вошел в прихожую.

— Эвена нет, — виновато улыбнулась она.

— Да, вы говорили по телефону, — сказал Харри. — Я хотел бы поговорить с вами.

— Со мной?

— Если можно, госпожа Юль.

Пожилая женщина повела его в гостиную. Ее волосы, густые и седые, были заплетены в косу и Собраны в пучок старомодной заколкой. При виде полнотелой, идущей вперевалочку Сигне Юль Харри подумал о домашнем уюте и вкусной еде.

Когда они вошли в гостиную, Бурре поднял голову.

— Ваш муж пошел куда-то один, без собаки? — спросил Харри.

— Да, он никогда не берет Бурре, когда идет в кафе, — ответила Сигне Юль. — Присаживайтесь.

— Кафе?

— Он что-то зачастил туда в последнее время, — улыбнулась хозяйка. — Он читает там газеты. Говорит, что это лучше, чем все время сидеть дома.

— Ну, в этом что-то есть.

— Это правда. И еще, думаю, там можно немного помечтать.

— О чем помечтать?

— Откуда я знаю? Можно, например, думать, что ты снова молодой, сидишь и пьешь кофе в уличном кафе в Париже или Вене. — Она снова на мгновение виновато улыбнулась. — Ну да хватит об этом. Кстати, хотите кофе?

— Да, спасибо.

Сигне Юль ушла на кухню, а Харри стал изучать картины и фотографии на стенах. Над камином висел портрет мужчины в черной мантии. В прошлый раз Харри не обратил внимания на эту картину. Человек в мантии стоял в немного трагической позе, будто глядя на нечто далекое, невидимое художнику. Харри подошел к картине ближе. На маленькой медной табличке внизу рамы было написано: «Гл. врач Корнелиус Юль. 1885–1959».

— Это дедушка Эвена, — сказала Сигне Юль, входя в комнату с кофейным подносом.

— Ясно. У вас тут много портретов.

— Да. — Хозяйка поставила поднос на стол. — На рисунке рядом — дедушка Эвена по материнской линии, доктор Вернер Шуман. Он был одним из основателей Уллеволской больницы в тысяча восемьсот восемьдесят пятом.

— А это?

— Юнас Шуман. Главный врач Главного государственного госпиталя.

— А ваши родственники?

Сигне Юль с удивлением посмотрела на Харри:

— Простите?

— Где здесь портреты ваших родственников?

— Они… висят не здесь. Хотите сливок?

— Нет, спасибо.

Харри сел.

— Я бы хотел поговорить с вами о войне, — сказал он.

— Уф, не надо, — вырвалось у Сигне Юль.

— Понимаю, но это важно. Так вы согласны?

— Там посмотрим, — ответила она, разливая кофе в две чашки.

— В войну вы были медсестрой…

— Да, фельдшерицей. Предателем родины.

Харри посмотрел на нее. Глаза Сигне Юль спокойно глядели на него.

— Всего нас было человек четыреста. После войны нам всем дали по несколько лет тюрьмы. Хотя Международный Красный Крест и просил норвежские власти прекратить уголовное преследование. Норвежский Красный Крест принес нам свои извинения только в девяностом. Отец Эвена — вон его портрет — благодаря своим связям добился, чтобы мне сократили срок — в том числе за то, что весной сорок пятого я помогла двум раненым из Сопротивления. И еще за то, что никогда не была членом Национального объединения. Вы хотели спросить еще о чем-то?