Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

Отлично! Раз начавшись, социальная революция уже не может быть остановлена!

Но только вот эти немногие радости, да ещё своя газета, свой капитанский мостик, откуда можно и швырнуть в лицо правительству, и страстно договорить, в чём не удалось убедить на Исполкоме. (Впрочем, и в ней был бунт конторы и экспедиции: не хотят распространять газету, направленную против правительства да ещё и против Совета!) Речь Гиммера на совещании с правительством — ни одна газета не напечатала, так хоть у себя. А так-то — тучи апрельского кризиса нисколько не разошлись, гроза не освежила, атмосфера оставалась дряблая, пакостная. Блестящий эпизод апреля — как взволновались массы против милюковского низкого коварства, изумительное по силе и красоте народное движение, и как Совет властно успокоил его, — этот замечательный эпизод революции не стал вехой для её новой поступи, но Исполком малодушно положил свою силу и власть к ногам буржуазии, когда, напротив, она заслужила экзекуцию. За какое жалкое правительственное „Разъяснение”, никуда вперёд не продвинутое к миру от вызывающей милюковской ноты, — заплатили советским вотумом поддержки займа, — займа затягивания войны, удар в спину германской социал-демократии, позорный день Совета! последний конец циммервальдского большинства! началась эпоха советской шейдемановщины. С недосягаемых высот февральской победы — и к такому бесславному падению демократии! Обыватели из исполкомской правой, поссибилисты, всё погубили, — попали в руки плутократии, заложили основы бургфридена с империалистическими кадетскими патриотами! Мелкобуржуазная часть Исполкома, слепой и глухой Церетели, готовы были создавать блок с „живыми силами буржуазии”. А уж буржуазия ликовала, устроили демонстрацию Четырёх Дум, показывали, что правые элементы не подавлены, и готовы снова мобилизоваться. Двоевластие — им не нравится! им нужно полновластие буржуазии. Они ещё недостаточно обожглись на своих контрдемонстрациях 21 апреля — не представляют, какого „духа” могут вызвать и потом уже не загонят. И какие потоки инсинуаций против большевиков! (Да никак не доказано, что стреляли ленинцы, а гораздо верней тут действовала рука черносотенной провокации из бывших царских полицейских сфер.) Ну подождите, вы сами поднимете на себя бурю, и Ленин вам ещё покажет, и вспомните вы, когда вашего „великого лидера” Милюкова и его сподвижников просто арестуют!

Вне себя! вне себя был Гиммер! — хотя, конечно, успокаивал себя, что всё вытекает из непреложных классовых тяготений, а логика классовых интересов всё равно окажется сильнее самых благожелательных намерений господ „внеклассовых идеалистов”.

Но не было другой платформы борьбы за Совет, как оставаться активным членом ИК. (Иногда, от чувства справедливости, и одёрнуть их, как в случае с Корниловым: нельзя же публично бестактно объявлять гарнизону, что „только ИК может располагать” войсками, — что тогда остаётся командирам, кто останется служить? Конечно, можно и отставить Корнилова, и даже вообще упразднить всякую военную власть, — но оставляя её на месте, нельзя лишить её функций.) Продолжать и продолжать их убеждать выправить линию относительно правительства. Можно его и терпеть, оно могло бы и лояльно осуществлять ясно выраженную теперь волю народа, — но при корректировке его личного состава (Милюкова — в шею) и заставить вести демократическую внешнюю политику. Снятие Милюкова было бы реваншем демократии, демонстрацией её силы и сохранило бы её престиж перед западным пролетариатом.

Потерпев поражение в исполкомском голосовании позавчера, Гиммер с новой силой сеял в газете аргументы за коалицию. Наша ситуация не предусмотрена Интернационалом, и не надо искать европейских аналогий. У нас носитель государственной власти фактически уже всё равно демократия. Всё равно Совет уже и так отвечает за политику Временного правительства. Чем капитулировать перед Милюковым, как ИК уже совершил, — лучше войти в коалицию и стать твёрже, а буржуазных министров сделать нашими заложниками. Преимущество то, что не остановится государственная машина, и правительству остаются подчинёнными средний класс, чиновничество и офицерство. Коалиционное правительство есть наша дань органической работе с промежуточными слоями. Но, конечно, да: это — заведомо неустойчивая и мимолётная комбинация. Но пока большинство Исполнительного Комитета и не хочет брать в руки власть полностью (а может быть через 3-5 недель мы уже и дозреем?) — то ничего другого пока не остаётся.