Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

Вот так всё и расползалось, никакого единого стержня не было.

Да из 12-й армии Радко, где сам же Гучков одобрял начинания, четыреста офицеров – Совет офицерских депутатов во главе с латышским полковником Вацетисом, слали Гучкову декларацию: они – сомневаются в искренности многих лиц высшего командного состава и чинов штабов, которые могут стараться вредить. И если, мол, ещё не совершают прямых сношений с врагом, то только из-за боязни быть обнаруженными! Но в их руках – неправильное распределение боевых сил, посылка резервов не туда, куда нужно, сбивчивые распоряжения, опоздавшие приказания, – и это всё предполагали офицеры в своих исконных старших начальниках! Какой опасный переклон! – да гучковской же идеи реформы. Если от массовой смены генералов начнут теперь, даже офицеры! – подозревать и каждого генерала, – то как же руководить войсками? И вот, эти четыреста баламутов предлагали: правительство должно неотступно наблюдать за генералами на каждом шагу, иметь свои глаза и уши на местах – своих комиссаров при каждой армии.

Опять и тут – комиссаров.

Да комиссаров от правительства и можно бы разослать – но в помощь генералам, а не для шпионства за ними! А эти четыреста, от поручиков до полковников, предлагали именно шпионство: „опереться на общественные организации прогрессивных солдат и офицеров”, – прогрессивных солдат! ещё не знали таких со времён Александра Македонского! – получать „точнейшие сведения, не только о поступках и поведении, но даже настроении всех лиц командного состава”! И ещё дальше: создавать при исполнительных комитетах осведомительные бюро из 4-6 лиц, и эти бюро будут постановлять об устранении лиц командного состава, замене чинов штаба, признании их деятельности вредною – и только что не прямо устранять, а докладывать главнокомандующему и военному министру. Вот куда раскатывалась революция!! А простодушный (или потерявший голову) Радко – пересылал вот этакое-сякое Гучкову…

Да в какой стране когда такое складывалось: при полном отсутствии именно всякой ответственности – такая власть исподтишка! Совет депутатов – как тайный советник, которому нельзя отказать. Как ещё один Распутин, коллективный Распутин. Нет, ещё наглей: в последние дни марта на своём гомозливом совещании советов они объявили „тёмной силой”, Распутиным, – именно Гучкова!! и что он – чуть ли не друг династии Романовых, раз ездил к царю за отречением!

И как вот на это всё? Как военному министру поспеть против этих необычных партийных, советских приёмов – каких-то встреч, обработки, совещаний? Отвечать? – как будто низко. А не отвечать? – это и повторить ошибку трона: они ни на что не отвечали – и свалились.

Совещание Советов постановило: „дать решительный отпор всякой попытке правительства уйти из-под контроля демократии”. Свою банду – они называют „демократией”.

Не в таком унижении мечталось прежде Гучкову его будущее участие в управлении Россией.

И бедные, бедные эти „лица командного состава”! Ревельские офицеры призывали забыть все обиды, нанесенные матросами „в период недоверчивого отношения” (когда расстреливали), и только жалостно протестовали, что всё же недопустимо вмешательство матросов в оперативную боевую работу офицеров и, ещё жальче, – в личную жизнь офицеров, потому что, ещё жальче, офицеры – тоже полноправные граждане…

А приходили военному министру и такие офицерские письма, что армия вообще не хочет воевать, надо кончать войну, иначе произойдёт катастрофа.

Да даже не смел Гучков (не оскорбить общественность!) изъять из Земсоюза и Горсоюза пристроившихся там офицеров, а только с горячим призывом звать их на фронт, а в тылу их заменят небоеспособные.

И даже такое воззвание издавал: его прежним приказом № 114 солдатам разрешено посещать театры, кинематографы, пользоваться всеми железнодорожными классами, но не бесплатно, „как это, очевидно, понято”, напротив, защитники отечества должны подавать пример выполнения правил.

И ещё же такое: в первые дни великих событий обновления родины различными лицами взято много автомобилей из казённых гаражей, – так автомобили крайне нужны для Действующей армии, и прошу взявших вернуть, а где есть испорченные – сообщить.

А тут слали военному министру требования дать политические права и вражеским военнопленным в России: свободу передвижения в их местностях, свободу собраний и жить на частных квартирах. И Гучков вынужден был печатать разъяснение, что это противоречит понятиям плена, и было бы несправедливо, ибо наши военнопленные в Германии содержатся жестоко.