Чертово колесо - Гиголашвили Михаил

Бес подполз к двери. Голосов не слышно. Он вполз внутрь и с робким любопытством стал озираться. Пусто. На полу навалены циновки, подушки, тряпье. Стоят две пиалы. Шахматы на доске. Капустный лист с остатками риса. Под потолком парит желтая бесшумная бабочка. На стене — войлочный ковер со странным белым кругом, в котором четыре черных топора сцеплены в зловещий крест. Такой крест бес уже видел в лавке знахаря, на стене, за богиней Свасти…

Он принюхался. Смесь человечьего пота, жареного риса, чая, пыли… Из окна тянет рыбой и пиленой древесиной. Бес обшарил взглядом углы, стены, циновки. Подобрался к шахматам. Хотел потрогать странные фигурки, как вдруг со стены послышалось угрожающее гуденье. Он уставился на черные топоры в белом круге. Показалось, что они начали медленно крутиться. Бес замотал башкой, но не смог сбросить с себя зябкого страха перед липучей опасностью. Топоры вращались все быстрее. Вертелись колесом, втягивая в свой рубленый скорый лет.

Темя у беса стало нагреваться и тяжелеть. Вдобавок где-то позади грозно грянули гонги, настырно заверещал бубен, бранчливо взвыла труба. Гонги били все крепче. Они словно пытались выбить напрочь из беса его сущность. Он шкурой ощутил, что если не бежать отсюда — то придет конец. Замороченно шатаясь, задом вывалился наружу, приник к стене и затих, не слыша соколов, которые клювами царапали крышу, подавая какие-то знаки кошке на поленнице.

Одурев от диких топоров и черного рева труб, бес не мог понять, где он и зачем здесь. Но не успел прийти в себя, как его вдруг опять неудержимо потянуло еще раз заглянуть в дом — может, Светлый все-таки где-то там, спрятался в углу?.. Бес ничего не мог с собой поделать: переполз через порог и заглянул в комнату.

Все по-прежнему. Топоры на месте. Только вместо бабочки две угрюмые мухи с жестким жужжанием ошалело гоняются друг за дружкой. Да исчез капустный лист с рисом… Кто его взял?.. Значит, кто-то тут сейчас был?.. Эти злобные мухи и пропажа капустного листа так испугали беса, что он кинулся вон, кубарем по двору, через забор и — к углу, где ждал Тумбал.

— Что-там, кто-там? Ни-ко-му-не-дам! — гавкал Тумбал, едва поспевая за новым хозяином, который, как оглашенный, гнал по слободе, не в силах отвечать и понимать.

Он то бежал, то низко летел над дорогой, распугивая мошкару и мелких летучих духов. Неизвестная сила тянула его в город, на базар. Он должен вовремя поспеть туда, сам не зная куда, делать то, сам не ведая что. На подходах к водокачке бес услышал топот, шум и крики и едва успел увернуться от бегущих врассыпную людей. Что такое?.. Лотки перевернуты. Овощи и фрукты затоптаны. Утки разбежалась из сломанных клеток. Под вопли торговок и паническое кряканье птицы он стал возбужденно всматриваться.

Оказалось, базарный люд бежал от лежащего на боку громадного дымящегося чана. От разлитого по земле кипятка шел густой розоватый пар и летели желто-алые искры. Костер плевался золой. С треском лопались камни, с которых упал чан. Смельчаки изумленно тыкали палками в его темные от копоти бока, что-то лопотали, всплескивали руками, как полоумные.

Из воплей и криков можно было разобрать, что во время казни случилось чудо: когда шудру Амдонга палачи посадили в чан с водой, развели костер и вода уже почти бурлила, а шудра стал багровым, как старая кровь, вдруг явился Светлый и начал препираться с судьями: кричал, что если и дальше жить, как раньше — око за око, зуб за зуб — то скоро все будут слепы и беззубы, что шудры и парии — такие же люди, как остальные, и могут любить кого угодно, и вообще не дело людей судить других, а помогать и прощать. Брамины погнали его, но Светлый уставился взглядом на чан и вдруг закричал что-то громкое, страшное, даже свирепое, вроде: «Аллелу! Аллелу!» — отчего чан сам собой соскочил с камней и рухнул набок. Кипяток потек по земле, голый связанный Амдонг вывалился. Светлый схватил его и провалился сквозь землю. А брамины попадали, как от солнечного удара, и теперь охрана хлопочет вокруг них.

«Светлый!» — в первый раз услышал бес внутри себя, а не снаружи.

Его вдруг дико потянуло к чану. Он воровато заглянул в темный зев, вполз внутрь. Горячий пар обволакивал, манил. Бес принялся биться о горячие гулкие стенки, постанывая от острого счастья. Крылья распрямились, стали упругими, хвост торчком, бес крепнул, твердел и наливался силой.

Потом он выполз наружу и стал взахлеб лизать влажную парную землю, кататься в горячей влаге. Ему казалось, что он раздается вширь, а новая мощь тянет царапаться, выть и вопить.