Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

– Да имейте терпение! Вот, Америка вступила! – теперь война скоро кончится. Америка тоже долго говорила – мир без победителей и побеждённых, – а вот же присоединилась!

Тот господин:

– Мир вничью – так Германия скоро оправится, и опять нападёт на нас. Нам нужно укреплять нашу военную силу – и вот тогда нас будут бояться, и наступит мир.

Ему курсистка, чёлка из-под меховой шапочки:

– Вы хотите победы? Вам нужно ещё миллионы калек? А нам нужно – братство народов! Германский народ очнётся.

Тому студенту – лакей:

– Хотите с немцами брататься? А чем же французы хуже?

Студент – не ему, а всем сразу, с ледового бугорка:

– Выслушайте спокойно! Это иллюзия, что одержав победу над кайзером, мы потом своим революционным благородством заразим союзников, и они откажутся от захватов. Они – всё равно захватят! – и хоть с ними потом воюй. Нет, кто-то должен благородно отказаться, и с самого начала. Нельзя упускать ни малейшей мирной возможности!

– Нет! Это если мы с Вильгельмом помиримся – вот тогда придётся воевать с союзниками!

Курсистка, встряхивая чёлкой:

– Мы согласимся защищать свободную Россию, но не алчные аппетиты богачей.

Два солдата прикатили бочку. И раненый солдат, рука на перевязи, влез на неё:

– Слушайте! Как так всё кинуть? А за что ж мы кровушку лили? А за что ж я три месяца, не зная покою ни днём ни ночью, лежал на лазаретной койке? Наши братья в окопах, а мы тут неужто будем слушать подзужников? А что бы мертвые сказали? Кто затеял эту суматошь? Не мы.

– Ленинцы! – кричат из заднего ряда.

Студент громоздится на снежной куче:

– При чём тут ленинцы? Я вот никакой не ленинец. Но демократия должна сыграть почётную роль посредника мира. Тайные договоры были заключены царским правительством, а демократия не обязана их соблюдать. Вон, австрийцы заявили, что нет препятствий к переговорам о мире, – почему же мы не вступаем? Почему нужно не только отразить врага, но свалить на землю и наступить на горло?

– А что ж, вот, солдат – другое говорит?

Хорошенькая гимназистка язвит:

– Вы потому против войны, что на фронт боитесь?

Опять военный чиновник:

– Как будто кто-то спорит, что война – ужас. Но враг слышит наши раздоры, что мы устали.

Плотный седой господин, решительно:

– Всякий последовательный демократ должен быть и борец за полную победу!

Неуёмная та курсистка:

– Ну да! – завоёвывать Константинополь, присоединять Армению, отбирать обратно Польшу, – а нужно ли это народным массам? Мы выиграли уже то, что ценой войны сбросили царя! И этим помогли всем демократиям мира. А расчленять Австрию, уничтожать Турцию – это не наше дело. Сейчас Германия борется за своё самосохранение – и это даёт ей страшную силу отчаяния! Опасно доводить её так…

Плотный господин не уступает:

– Но народ отверг утопические формы мира и не выпускает винтовки! Пока Германия не откажется от захватов, пока мы не услышим голос её истинной демократии – до тех пор мы будем непоколебимо стоять!

– А – где вы стоите? – ему мастеровой. – Вы – идите побеждайте своими руками, что вы других зовёте?

А на бочку вместо раненого влез густобородый солдат, без винтовки:

– Не потому немец нас два месяца не трога'т, что рад нашей слободе, – а что мы друг дружку поедом едим. Немец понима'т, что напри он на нас – мы б сразу опамятовались, за оружие взялись. Вот он нам покой и даёт, чтоб мы ссорились…

Толпятся, толпятся… Вот так добывает масса горькое понимание политики – стиснутая плечами, спинами, едва видя через головы, едва ловя по воздуху далёкий голос, который знает? Или – не знает? Кому верить?

* * *

С Невского на Михайловскую несколько десятков человек бросаются с криками и проклятьями. Бегут, сбивая друг Друга с ног, ловят, сами не знают кого. Одни: немецкого шпиона заметили! Другие: с бомбами! Третьи: провокатор!

Поймали двух молодых: ленинцы! Повели – в комиссариат. Там – приняли их, а от толпы внутрь не впустили. Постояли – разошлись.

* * *

На Михайловской улице у подъезда „Европейской” гостиницы – тоже большой митинг, всех сортов публика, от офицеров до кухарок. Все – граждане!

Меняются ораторы на ступеньках, и только один крикнул „долой Милюкова”, ему не дали кончить:

– Гоните его!