Красное колесо. Узел IV. Апрель Семнадцатого - Солженицын Александр Исаевич

Затосковал, не туда попал. Нет, надо бы снова объединяться с большевиками?

А Ленин не дремал: после съезда опять разослал повсюду своих подручных — представить съезд в своём свете. И как же было не бороться с ним? Тем более, что „Искра” оказалась в руках меньшевиков. И Антид Ото — погнал в ней острые гневные статьи против „нечаевских приёмов” Ленина.

В 1904 году дискуссия большевики-меньшевики разлилась по всей России. Так предстояло ясней объяснить суть расхождений — как основу же объединяться вновь? Летом 1904 выпустил брошюру „Наши политические задачи” (то есть наши, меньшевицкие, и посвятил „дорогому учителю Аксельроду”, а Плеханова — вбок, отслужил): Ленин — дезорганизатор партии, он хочет создать партию не рабочего класса, а интеллигенции, не доверяя самодеятельности масс, и притом партию заговорщиков, да с единоличным управлением. — И ещё в том же 1904 брошюру „Наша тактика”, что ж оставалось? „Там, где надо связать, скрутить, накинуть мёртвую петлю — на первое место выступает Ленин.”

А ведь жил — всё по паспорту Троцкого, теперь и дальше с ним. И эту брошюру впервые подписал: Н. Троцкий.

А выявлялся в этой фамилии и хороший немецкий смысл: Trotz — упорство! trotz — несмотря на...

Пусть так и останется! — это будет хорошо.

Но — шатко и жалко он чувствовал себя в меньшевицкой компании. Даже: сразу после съезда партии поехал на сионистский конгрессе Базеле, летом 1903: посмотреть на этих молодчиков? примериться к ним? И даже, может быть, может быть, — вступить к ним?.. Жалкое колебание: нет! никогда, ни за что! вечное еврейство уже отжило всё свое, всё у них — в прошлом. А в их движении — тоже все места заняты. И напечатал в „Искре” яростную статью против сионизма.

С лидерами меньшевиков он конфликтовал и по сути порвал (но продолжали в партийных кругах считать его меньшевиком). А пристать уже и не к кому. Осенью того года, подальше от эмиграции, уехал в Мюнхен. Туда вернулась и Наташа из России. Там познакомился с гениальным умом, выдающейся марксистской фигурой, да и земляком своим, Гельфандом-Парвусом. Парвус мыслил выше всех этих партийных объединений, дроблений. И Троцкий усваивал от него эту высоту и тем более нуждался сам её набрать, — да не он ли и был всегда враг ничтожного эмпиризма, поборник самого Общего! И с его неистощимой изобретательностью! Надо создать нечто высшее, чем все эти фракции и споры. Надо не только казаться первым — надо и быть первопроходцем, ввинчиваться в будущее.

И Парвус же внушил, что завоевание власти пролетариатом — не где-то в астрономической дали, а — практическая задача близкого времени. Так что надо спешить.

И не без влияния умницы-Парвуса, однако уже и противясь давлению его мускулистых мыслей, Троцкий стал строить лучшую свою теорию за всю жизнь. Вот какую. Из-за слабости российской буржуазии (полукомпрадорской) она не сумеет провести и довести до конца буржуазную революцию. Однако, есть привилегия и в исторической запоздалости: она вынуждает усваивать готовое раньше положенных сроков, перепрыгивая через промежуточные этапы. Неравномерность — это общий закон исторического процесса. Поэтому: российский рабочий класс, не дожидаясь, устанавливает свою диктатуру и сам проводит буржуазную революцию, независимо от того, будет ли наша революция поддержана Западом. Так что может получиться, что мы завоюем власть раньше, чем пролетариаты западных государств. Но уж завоевав власть, партия пролетариата не может ограничиться демократической программой, удержаться в рамках демократической диктатуры, — а должна будет начать социалистические мероприятия. Хотя, конечно, полностью построить социалистическое общество в пределах одной России нам не удастся. А в общем, раз начавшись, такая революция и закончиться не может ничем иным, как только ниспровержением капитализма и водворением социалистического строя — во всём мире!

Эту проницательнейшую теорию Троцкий назвал „теорией перманентной революции”.

Отдельные большевики и меньшевики назвали её романтической. Ленин злобно напустился, что это — сумбур, абсурд, полуанархия. Парвус, напротив, подкрепил, написал к брошюре Троцкого предисловие. (Ум Парвуса хорошо использовать, но из-под него и вырваться нелегко.) А Милюков пустил словечко „троцкизм”. И оно привилось. (И очень лестно показалось Льву. И уж теперь-то он — навеки Троцкий!) Впрочем, Милюков объявил, что идея диктатуры пролетариата детская и ни один серьёзный человек в Европе её не поддержит.