Осенние визиты - Лукьяненко Сергей Васильевич

— Паша, седьмой датчик вопит.

Бывший спецназовец кивнул, поднимаясь. Они двое уже почувствовали Власть — и если остальными охранниками двигал долг, то ими — служение.

— Я спущу собак, — сказал Павел.

Это было ошибкой — единственной, которую они допустили. Но никто и никогда не предполагал, что это может стать промахом. Собаки неподкупны. Собаки ведь тоже служат.

— Валяй, — Семен поднялся, подхватывая со стола «Кедр». Посмотрел на третьего их товарища, сухощавого, с желчным лицом татарина Рината. Парень он был не слишком крепкий, но прекрасный стрелок. — Сообщи Визирю и выходи. Ребят я предупрежу.

Доставая из кармана рацию, он выбежал из дома.

Анна не хотела идти. Не могла. Ее мутило, стоило вспомнить взгляд водителя. Растерянный и обиженный, как у ребенка, которому мать ласковым голосом велит стать в угол. Растерянный и послушный.

Только Игоря ждал не угол, а бензоколонка, в которую он врежется на двухстах километрах в час…

Там ведь будут еще люди. Машины и люди. Машины, ждущие бензина, люди — ждущие любви и добра. Они дождутся лишь пламени… света, обжигающего и смертоносного. Мария говорит — их муки не зря. Их муки отольются вечным блаженством…

Стоит ли рай смерти?

— Быстрее! — крикнула Мария. Анна послушно протянула руки, и Посланница добра помогла ей взобраться на стену. Какая она сильная… Толчок, и Анна полетела вниз, уже по ту сторону забора. Земля была мягкой и доброй, но подниматься не хотелось. Илья рывком поднял ее, потом протянул руки, помогая Марии. Секунду они озирались, но все было тихо.

— Может быть — вместе? — Карамазов держал автомат в левой руке. Небрежно, но уверенно.

Мария покачала головой.

— Я не могу рисковать им…

— Там еще и рисковать-то нечем! — Карамазов выматерился. — У меня в штанах миллион таких, только попроси!

Обретенная уверенность в своих мужских способностях требовала похвальбы и цинизма.

— Уже есть, — ровным голосом сказала Мария. — Я не собираюсь ждать девять месяцев. Он родится гораздо раньше.

Карамазов не нашелся, что ответить. Мешкать не стоило. Их, конечно, не заметили, но если территория патрулируется…

В этот миг он увидел собак. Двух здоровенных ротвейлеров, молча и быстро бегущих к ним. Карамазов вскинул автомат, сдергивая предохранитель, но Мария толкнула его в локоть, крикнула: «Нет!» И бросилась вперед — на распрямляющиеся пружины звериной ненависти…

Впереди был враг. Впереди была цель.

Их растили, чтобы убивать, и они умели отличать хозяев от врагов.

Мужчина был опаснее — они знали, что в первую очередь надо ликвидировать мужчин, потом — женщин, потом — детей. К тому же в руках мужчины была та металлическая штука, которая несет смерть еще быстрее, чем их клыки.

Но вдвоем у них был шанс. Кто-то успеет вцепиться в горло. То, что другой погибнет, лишь добавляло ярости. Они знали вкус человеческой крови — однажды пьяный бродяга сдуру перелез через ограду…

Женщина вышла вперед. Один пес вильнул, заходя на мужчину справа, другой ускорил бег. Он собьет женщину в прыжке, хлестнет зубами по горлу, и набросится на врага с автоматом.

СТРАХ. СТРАХ ИЗ ТЕМНЫХ ГЛУБИН, ИЗ ДРЕВНИХ ВЕКОВ.

Впереди была не женщина — впереди был Хозяин. Тот, кого они ненавидели и боялись вместе с людьми… и так же охотно подчинялись ему, как и люди. Не самый главный хозяин, скорее тот, кто должен привести его в мир. А главный Хозяин тоже был где-то рядом, еще бессильный и крошечный, но уже глядящий на них внутренним взглядом — полным беспощадной любви и приказа.

Псы взвизгнули, останавливаясь, подползая к женщине-Хозяину, елозя брюхами по опавшей листве.

— Хорошие мои, — сказала Мария. Потрепала одного ротвейлера по вздыбленной шерсти. Тот заскулил. Словно и хотел этой ласки, и боялся, и ненавидел Марию, и не мог этого показать.

— Умница, — прошептал Илья.

— Они нас заметили. Может быть — здесь стояла сигнализация, — Мария наклонилась, заглядывая в глаза собаки. Та вскочила, метнулась к Илье — тот едва не выстрелил, замерла у его ног. — Это твой, — объяснила Мария. — Второй останется с нами.

Карамазов не считал подобный расклад справедливым. Но спорить времени не было. Он побежал вглубь сада, и пес бросился вперед, словно получив от Марии четкий приказ.

Павел увидел, как собака выбежала ему навстречу. Харон, более старший и более сильный пес. Бежал он спокойно, и Павел перешел на шаг, опуская оружие. Значит — ложная тревога. Значит — никого нет у ограды. Второй ротвейлер, Гамлет, наверное еще носится вдоль стены, ловит запахи, ищет врага. Он помоложе и поазартнее.

Когда охранник увидел вооруженного человека, идущего следом за собакой, у него уже не осталось времени отреагировать. Харон был рядом. Молча, беззвучно, он взвился в воздух, и его зубы сомкнулись на горле бывшего хозяина, вырывая трахею.

Захлебываясь кровью, Павел упал. Пес уже отпустил его — он был убийцей, а не голодной шавкой. Но морду он все-таки облизнул.

Охранник умирал еще несколько секунд, с хлюпаньем втягивая воздух и кровь, глядя в собачьи глаза, по-прежнему умные и верные.

Вот только верные — уже не ему.

— Молодец, — прошептал Илья, глядя на агонизирующего охранника. Пес послушно подошел к ноге.

Если так пойдет и дальше, то охрана окажется не слишком большой проблемой. Будь с ним второй пес — они смели бы телохранителей беззвучно, чисто и не оставляя улик.

— Пошли, — велел он. Сквозь деревья уже виднелся приземистый старый домина, скрывающий трех клиентов. Ждет ли его Визирь? Допускает ли подобную наглость — атаку его логова?

Как бы там ни было, ничего это не изменит.

Зазвонил старый телефон на столе, и Визирь поднял трубку.

— Да. Когда? Я предупреждал. Работайте.

Ярослав ничего не заподозрил — голос Хайретдинова был спокойным, обыденным. А вот Шедченко стремительно поднялся, вопросительно кивнул.

— Кто-то проник на территорию, — сообщил Визирь. Усмехнулся: — Слишком лакомая приманка — сразу три мишени.

Слова не сразу дошли до сознания. Только когда Посланник Власти достал из ящика стола маленький пистолет, передернул затвор и опустил его в карман, писатель почувствовал страх:

— Киллер?

— Он самый… Коля, возьми оружие.

Шедченко быстро вышел.

— Визирь, — Заров поднялся, с ненавистью ощущая обманчивую легкость движений. Сколько он выпил? Грамм двести… — Мне нужно оружие.