Осенние визиты - Лукьяненко Сергей Васильевич

— Не говори так, прошу! Это не твои слова!

— Почему же?

— Нет добра на крови…

— Ошибаешься! — Мария тряхнула девушку, заглянула в глаза. Придется давить. Придется дать ей Свет, от которого та отворачивается… — Всегда жизнь росла из крови. В муках, в страданиях — появлялась ты на свет! С болью узнавала — разницу между добром и злом! Я подарила вам эту власть — отличать добро от зла! Я дала вам право — сражаться за добро!

Анна отшатнулась. Вырвалась из ее рук с неожиданной силой.

— Ты… ты…

— Да, я! — она кричала, забыв об осторожности, уже понимая, что сказала слишком много. — Я дала вам главное — Добро! Моя ли вина, что нет Добра без Зла? За что бы вы сражались, невинные и чистые, говорящие звери райских садов?

Мария засмеялась. Как чудовищны ее слова для Анны. Как тяжко ей будет принять — Истинное Добро.

— Тысячелетия, века, годы… — она шла к Анне, и послушный пес вился у ног, жалобно заглядывая в глаза. — Как научить Добру — не зная Зла? Что стоят заповеди — без греха? Главное, самое главное дала я вам — разницу между ними! Мало? Быть безгрешным — мечта дураков! Умные — грешат во имя Добра! Во имя мое!

— Ты — дьявол, — прошептала Анна.

— Я? — Мария покачала головой. — Я только рубеж. Разница между Добром и Злом. Откровение, что ждали вы.

Анна закрыла лицо руками.

— Не бойся, глупая, — прошептала Мария. — Я — это ты. Твоя боль и твоя обида. Твоя мечта — творить добро и наказывать зло. Я пришла! Ты звала меня, сестра, и я пришла!

— Я не тебя звала…

— Меня, девочка. Меня. Ненавидя зло — ты звала меня. Находя врагов — ты звала меня. Проклиная убийц — ты звала меня. Я — пришла!

— Значит, — Анна подняла голову, слезы застилали глаза, но она все смотрела в ее лицо, — значит — надо дать Зло? Чтобы творить Добро?

— Ты поняла.

— Я предала…

Пес зарычал у ног Марии. Вскинул морду, скаля клыки.

— Тихо, она поймет! — закричала Мария. — Тихо!

Но собака смотрела не на Анну. На парня в буром комбинезоне, с пистолетом в руках.

— Девочки, ссоры отложим, — парень целился в пса. Узкое, скуластое лицо, прищуренные глаза. Беспощадные — почти как у Ильи. Мария подумала, что эти двое были бы достойными соперниками. — Вы находитесь на частной территории. Поднимите руки и отойдите к ограде.

— Кто ты? — спросила Мария. Мягко, нежно, парень должен был опустить оружие, почувствовав ее любовь.

Но в нем жила тень чужой Силы… может быть — тень от тени, но этого хватало здесь, на чужой земле, и парень устоял.

— Не знаю, что вы сделали с собаками, — сказал он. — Но лучше не натравливайте. Не люблю убивать. Собак…

Мария подняла руки. Неохотно, медленно.

Но этот и впрямь умел убивать. Он провел свою грань между Добром и Злом, и очень трудно было ее сместить…

Гамлет не выдержал.

Слишком многое сместилось в простеньком собачьем сознании в этот день. Хозяин, тот, кому он был безраздельно предан, уже умер. Новый хозяин, так ненавистно любимый, молчал. И Главный Хозяин в его теле притих, скрылся в мягких, теплых глубинах женского тела.

А тот, кто прежде был другом, стоял с железом в руках, и пот его пах смертью, и обрывки приказов крутились в голове собаки, никогда не знавшей грани между Добром и Злом…

Ринат встретил прыгнувшего ротвейлера длинной очередью. Псу разнесло в клочья голову и оторвало лапу. Он упал к ногам охранника — дергающийся комок окровавленной плоти.

— Вас я убью с большим удовольствием, — прошептал Ринат. У него перехватывало дыхание. — Сучки! Ты зачем его напустила?

— Это не я, — быстро сказала Мария. — Он сам!

Порой все зависит от случайности. Сейчас остервеневший охранник мог срезать их одной очередью.

И не будет сил, чтобы исцелить Анну — и себя.

— К стене, бляди!

Он зря дал волю гневу.

ПОМОГИ МНЕ, ДОБРО…

— За что ты ругаешь нас? — сказала Мария, послушно отступая к стене.

— За что? Разве мы виноваты…

Ствол пистолета посмотрел ей в глаза.

— …что ты предал женщину?

Короткая боль в его глазах.

— Ты думал, она изменила тебе? Ринат… тебя зовут Ринат? Ее звали Диной. Динка! Колокольчик! Ты так ее звал, правда?

В глазах охранника вспыхнуло безумие.

— Я знаю, знаю это, мальчик мой! Тебя убедили, мать и отец говорили одно и то же — и ты поверил… Она не изменяла тебе, Ринат. Она любила тебя. До сих пор любит. Ты всем был для нее, поверь! Два года ты был рядом со смертью, а она ждала! Она знала сладость любви, но только твоей! Друзья и родные — ты решил поверить им? Ты наслушался опытных мужчин в казармах? Дурачок, половина из них никогда не знала женщину! Она была верна тебе, мальчик! Ты оттолкнул ее. И теперь — ненавидишь нас… я знаю, я чем-то похожа… Ты предал свою любовь, так вправе ли ты убить нас?

— Нет… — прошептал-простонал охранник.

— Ты мог бы исправить все, но уже поздно. Поздно! Она не любит его, но их ребенок уже живет на Земле. Она назвала его твоим именем, мальчик. Ты — убил в ней любовь, навсегда…

Движения Рината были плавными, словно замедленная съемка балетного па. Он кувыркнулся, утыкаясь лицом в лужу собачьей крови.

— Не убивай любовь, — опуская руки сказала Мария. — Ты сам виноват, мальчик. Ты считал свое сердце каменным… оно не камень. Сейчас…

— Ненавижу тебя!

Она повернулась к Анне, забыв об охраннике.

— Я лишь дала ему грань — между добром и злом. Он сам виноват, Аня…

— Я знаю по какую сторону грани стоишь ты.

Даже без ненависти. Даже без страха.

Анна Корнилова тоже перешла грань.

— А ты, сестра моя… Достойна ли ты жить? — спросила Мария. Сердце ее тоже разрывалось от боли. Но она крепче охранника. Она выдержит эту боль — во имя Добра.

Во имя свое.

— Нет, недостойна. Я привела тебя в мир.

Ну почему у нее нет страха в глазах!

— Анна, не говори так…

— Я ненавижу тебя!

Дверей было три, Шедченко выяснил это еще в первый день.

Киллер не станет бить окна, рискуя нарваться на пулю. Это он просто знал.

Через ту дверь, что коротким коридором соединена с гаражом, убийца тоже не пойдет. Слишком много углов и поворотов, за которыми может ждать засада. Киллеру неведомо, что в доме остался один-единственный охранник.

Шедченко стоял в маленькой комнате, пустой и гулкой, невесть для чего предназначенной. Может быть — для таких засад? Две двери, выходящие в два коридора. Куда бы ни ринулся убийца — в главный вход или через служебную дверь — Николай услышит.