Осенние визиты - Лукьяненко Сергей Васильевич

— Вот странный тип, — тихонько сказал Кирилл.

— Обычный, — поправил его Визард. — Это мы странные на его взгляд. Пойдемте.

В груди снова трепетала боль. Не был ли врач слишком оптимистичен с полугодовым прогнозом? Ладно, неделю-другую он протянет… а в этот раз все должно кончиться быстро. Не средние века, когда путь военного из Киева длился бы пару месяцев, а писателя из Азии — полгода.

— Поедем к одному моему другу… старому другу. Он не будет задавать слишком много вопросов, — негромко произнес Визард, выходя из вагона. Положил руку на плечо Визитера. — Тебе, парень, надо принять душ.

— Да? — мальчишка со смешной обидой вскинул голову.

— На мой взгляд. Я вот себя чувствую грязным, как свинья…

Илья Карамазов подождал, пока старик и мальчишки отошли от вагона. Улыбнулся. Он стоял чуть дальше по перрону, неразличимый в толпе встречающих и приехавших провинциалов. Все так просто.

Два клиента и гаденыш, пнувший его в лицо.

Карамазов поймал взгляд какой-то девушки, выходящей из вагона. Этакая легкая заинтересованность симпатичным молодым мужчиной. Он улыбнулся ей, покачал головой и пошел вслед за клиентами. Светлый плащ, мягкая шляпа, дипломатик в руке — он был слишком заметен, слишком ярок в вокзальной толпе. Такие, как он, улетают в салонах бизнес-класса из аэропортов.

Но маскировка стала ненужной.

Сила — ее теперь много. Даже слишком много… но слишком много ее не бывает.

Обеденный зал был еще одним осколком тех, советских времен. Шедченко даже повел взглядом по стенам, отыскивая портрет Маркса или Ленина. На Украине ему приходилось их встречать — в «неосновных» помещениях властных структур. То ли какая-то легкая самоирония демократов… впрочем, они на нее редко способны… то ли стыдливая инерция сознания. Так, наверное, стояли идолы Перуна в сараях киевских хором после Крещения. Вроде бы брошенные на дрова, но все никак руки не доходят.

Портретов не было никаких. Пара тканных панно, но достаточно привисевшихся, чтобы казаться родными.

— Садись, Коля! — Хайретдинов привстал из-за стола, добродушно улыбнулся. — Позавтракаем… да и за помин души выпьем.

Шедченко подошел, отчаянно стараясь расслабиться. Такие помещения всегда нагоняли на него военную выправку.

— За чей помин, Рашид Гулямович?

— За раба божьего Аркадия… ах, нет, нельзя. Нехристь, иудей. И за Фархада нельзя.

— Профессор?!

— Да, Коля, да. Его достали. Ты садись. Рыбку будешь? — Рашид Гулямович чуть ли не стлался перед ним. При этом ни теряя ни грамма достоинства. Этакий образец восточного гостеприимства.

— Рашид Гулямович…

— Зови меня просто Рашид. Хорошо?

— На брудершафт придется выпить, — с некоторым усилием сказал Шедченко.

— Давай.

Николай сел рядом с Хайретдиновым. Овальный стол был сервирован на двоих. Полностью сервирован. И никого в комнате.

— Я подумал, — разливая в рюмки «довгань», сказал Хайретдинов, — лучше холодное поедим, да зато поговорим спокойно. Правильно?

Он улыбнулся. Черт. Хорошая улыбка. Ей хотелось верить.

— Конечно.

— Ну… давай, Николай Иванович…

Хайретдинов встал, они переплели руки. Смешной ритуал мужской дружбы, замена кровного братства. Вино есть кровь, а кровь — вино.

А ВОДКА, ОЧЕВИДНО, ЛИШЬ КОНЦЕНТРАТ КРОВИ…

— Будем жить, Коля…

Они поцеловались, троекратно, и Шедченко с удивлением почувствовал — он не испытывает ненависти к этому человеку. И даже не чувствует его «хозяином», идиотом-политиком.

Это что же, судьба Силы? Служить???

— Из всех Посланников тот, что пришел к тебе, был мне наиболее близок, — сказал Визирь. — Поверь. В этот раз ему не повезло, но в следующий раз… возможно. Земля ему пухом. Сейчас мы должны спасти мир.

— Ты понял?

— Девчонка, — Хайретдинов кивнул, и его лицо дернулось. — Дьявол… тьфу! Только его поминать… Почему ты их не кончил, Коля?

— Потому, что он не смог. Я не в силах убить женщину.

— Ой, ну что за бред… — Визирь сел. — Европа, мать ее… Женщина священна! Нет разницы, когда приходит смерть… Что же нам делать, а?

— Тебе решать. Ты — Посланник.

— Да, да… Ладно, что уж теперь горевать. Давай, помянем твоего…

Он сноровисто капнул в рюмки водку. Посмотрел на Николая.

— Не был ты человеком, но кто решит, в ком есть душа, — быстро, чеканно изрек он. — Ты зла не хотел. Мир праху… покой тому, что еще вернется. Будем жить.

Они выпили не чокаясь.

— За Фархада не будем. Потом, вечером. У меня будет денек… не приведи господь, — Визирь усмехнулся. — Посмотри телевизор. «Покушение на депутата, лидера независимых» — ах, ах! Слушай, Коля… Тебя не тревожит карьера?

— О чем ты? — Шедченко потянулся, накладывая себе тонкие пластики буженины.

— Украина, конечно, страна нищая. Но спецслужбы не обижает. Твой визит к реакционному российскому политику — как к нему отнесутся?

Шедченко усмехнулся.

— Если ты победишь, то это самый удачный шаг в моей карьере.

— А если нет?

Николай плеснул себе еще водки, куда более щедро, чем разливал хозяин. Хорошая водка. Не привык он пить с утра, но теперь все привычки устарели.

— Тогда и жить не стоит. Я видел ее глаза.

Хайретдинов вздрогнул.

— Остановим. Не в первый раз, поверь.

— Дай-то Бог.

— Он на нашей стороне, Коля.

— Рашид… мне надо позвонить домой.

— О чем разговор. Звони, — Хайретдинов вынул из кармана трубку, протянул Шедченко. Путаясь в обилии кнопок, Николай включил телефон.

ПОЧЕМУ В АРМИИ НЕТ НИЧЕГО ПОДОБНОГО? ПРОВОДНАЯ СВЯЗЬ, КАК ВО ВТОРОЙ МИРОВОЙ, ПОЗОРИЩЕ…

— Алло?

Нина взяла сразу. Словно ожидала звонка.

— Коленька?

— Как ты, малышка? — он постарался забыть о Хайретдинове. Да, он женат двадцать лет, и все еще любит жену. Пусть его считают моральным уродом. У него есть дом и есть семья, а не только веселые девочки-штабистки…

— Хорошо, а как ты? Почему вчера не звонил?

— Занят был, Нина. Очень занят, — Шедченко прикрыл глаза. — Теперь… теперь все хорошо…

— Как Сашка?

— Гораздо лучше. Привет от Тани.

Пауза.

— Коля, все действительно в порядке?

— Да. Да, малышка.

Шедченко посмотрел на Хайретдинова. Того, казалось, всецело поглотил бутерброд с осетриной.

— Лучше, чем когда-либо.

Как странно.

Мир не изменился.

Мир — все тот же!