Осенние визиты - Лукьяненко Сергей Васильевич

Слава затянулся сигаретой, продолжил:

— А главный герой — одиночка. От рождения или в результате несчастного случая.

Ярослав помедлил секунду.

— Интересно. Но я не продал бы такой роман.

— Мечи и бластеры, конечно, более интересны и важны для общества, — кивнул Слава. — Человеческая разобщенность — это для яйцеголовых идиотов.

— Ты не прав. Это и мне куда менее интересно.

— Само-собой. Ты продукт среды. Ты адаптируешься. Гасишь свои комплексы и обиды. Зарубить пару обидчиков в средневековом замке куда веселее, чем думать по-настоящему.

— Можно подумать, что ты — иной.

— Иной. Я несовершенен, но все, что можешь ты, во мне развито по максимуму. Ты не понимаешь живых людей. Хватаешь одну-две детали, и дальше лепишь свои отражения. Я — мог бы говорить о настоящих людях. Ты раздуваешь любую жизненную проблему во вселенский конфликт. Я — мог бы говорить о мире во всем его многообразии.

— Спасибо за комплимент.

— Это только начало, — Слава усмехнулся, открыл дверь тамбура, запустил окурок в щель между вагонами. — Идем, сейчас поезд тронется.

Ярослав помедлил, прежде чем двинуться следом. Было ощущение плевка в лицо — пусть даже ни одно слово Визитера не было для него неожиданным. «Мысль изреченная есть ложь…» Куда там. Мысль изреченная — есть пощечина.

— Не комплексуй, — бросил через плечо Слава. — Если мы победим, то напишем такое…

— Ты напишешь.

— Да нет же, вместе. Я могу лишь то, что можешь ты. Так что — подтянешься.

Старушка уже обустраивалась в купе. Столик заполнили полиэтиленовые пакеты с баурсаками, мясом, куртом, казы и неизменными в дороге вареными яйцами — очевидно, это был самый яркий пример пересечения культур.

— Я выгреб весь твой холодильник, — сказал Слава. — Но там оказалось немного продуктов.

Он сдернул сумку с полки, расстегнул молнию.

— Зато коньяк ты нашел.

— Конечно…

Ярослав молча смотрел как Слава сдирает акцизную марку, жестяной колпачок, полиэтиленовую пробку, поморщившись, нюхает горлышко…

— Пойдет. Что, поехали?

Старушка, забравшаяся с ногами на полку, безучастно наблюдала за ними.

— Ваше здоровье, бабушка, — сказал Визитер.

Ярослав принял от него бутылку, усмехнулся:

— Есть же стаканы, урод.

— Ничего, все свои. Давай, ты всегда верил в снятие стрессов алкоголем.

Коньяк был все-таки мерзким. Ультразвуковая возгонка дубовых опилок… французского винодела хватил бы инфаркт, увидев, как готовят коньяк в Азии.

— Я думаю, мы уже не успеем спиться, — сказал Слава, с улыбкой наблюдая за ним. — Так что, давай…

— Как ты думаешь… — Ярослав перевел дыхания, возвращая бутылку, — кого выбьют первым?

— Вчера я называл мальчика и старика.

— А сегодня?

Визитер пожал плечами.

— Сегодня я не хочу думать, Ярик. Но одно могу сказать точно — прежде чем доберемся до Москвы, список сократится.

Владислава Самохина близкие друзья за глаза называли «следак». Он действительно когда-то служил в органах. Увольнение — увы, не по собственному желанию — его особо не огорчило. Жизнь предоставляла предприимчивому, неглупому, пусть и немолодому уже человеку достаточно возможностей. Жизнь была хороша. Она состояла из лохов, не способных ни отстоять свои права, ни взять чужое, и приятелей — умеющих и то, и другое.

В уютной нише торговли недвижимостью фирма, совладельцем которой он был, занимала совсем небольшое место. Но — очень, очень теплое.

Отношения Владислава с его единственным начальником — Геннадием Морозовым — были скреплены многим. Не в последнюю очередь рядом удачных операций, когда завещавшие свои квартиры фирме престарелые москвичи умирали после пары месяцев обещанного «пенсиона». Своей смертью, конечно, умирали. Как может быть иначе.

Здоровье старого человека — такая хрупкая вещь. Порой удивляешься, какие невинные причины могут вызвать летальный исход.

Жаль лишь, что последнее время старики предпочитали умирать с голоду, но не подписывать никаких документов на свои несчастные квадратные метры…

Сегодня с утра Самохин принял двух клиентов. Особого интереса они не вызывали. Он все же послал ребят осмотреть и оценить квартиры — одна в Медведково, другая в Выхино. Немного, конечно, заработать можно и на таких вариантах.

Появившийся после обеда Морозов лишь махнул рукой, когда Самохин начал отчитываться о работе.

— Потом. Пошли, покурим.

Всегда аккуратный, высокий, с холеным, хоть и нервным лицом, Морозов обычно не утруждал себя курением вне кабинета. Хороший итальянский кондиционер прекрасно справлялся с дымом.

Владиславу не надо было больше ничего объяснять. Он вообще не курил уже лет пять, и фраза была лишь поводом выйти во двор. Морозов, бывший ранее журналистом в какой-то прикормленной провинциальной газетке, панически боялся подслушивания. Может быть, и не без оснований — временами ФСБ и КНБ проводили шумные, показательные расправы над фирмами, подобными их «Компромиссу».

Они остановились посреди пустынного колодца двора. Люди здесь ходили редко, предпочитая заходить в подъезды с улицы. Прекрасное место для спокойного разговора.

— Я был у Романова, — разминая сигарету, сказал Морозов.

Самохин насторожился. Романов был фигурой покрупнее многих. Фактически он прикрывал их фирму в различных передрягах, когда сам, а когда с помощью собственных покровителей — стоящих еще выше.

— Бери, — Морозов всунул ему сигарету. Самохин, поморщившись, прикурил и отвел руку с сигаретой в сторону. Пусть дотлевает. — Так вот…

Геннадий явно не знал, как перейти к делу.

— Романов спросил, не возьмемся ли мы за парочку дел… за хорошую оплату. Я, в общем, согласился…

Самохин понял.

— За кого он нас держит, Гена?

— Он просто знает ряд наших… методик, — Геннадий явно не находил, куда деть глаза. Сейчас он был не старшим компаньоном и главой фирмы — а лишь мелким, завравшимся и заворовавшимся журналистом, попавшим на беседу к следователю.

— Ты молодец, — Владислав покачал головой. — Ох, молодец. Видал я таких кустарей на прежней работе. Пачками брал.

Морозов шумно выдохнул.

— Хорошо. Оцени тогда сумму…

Цифра заставила Самохина замолчать. На всякий случай он все-же переспросил:

— Доллары?

Морозов кивнул, доставая вторую сигарету. Добавил:

— И это — за одного… за один заказ. А их пять.

— Кто? — резко спросил Самохин. Такие суммы могли платить лишь за очень больших людей.