Ночной молочник - Курков Андрей Юрьевич

Выпив стопочку водки на крапиве для приведения своего состояния в более цельное, он прилег подремать. Дремал долго, а когда снова поднялся, за окном уже сгущались сумерки.

Дима вышел на порог, чтобы морозным воздухом приободриться, и закурил сигарету.

По улице медленно проехал «хаммер», усыпанный лишними красными габаритными огоньками.

«Интересно, к кому это?» – полюбопытствовал мысленно Дима и прошелся к калитке, чтобы посмотреть, возле какого двора машина остановится. Но «хаммер» свернул на другую улицу и исчез из виду.

Дима подошел к забору, отделявшему его двор от соседского. Колючая проволока была в порядке.

Вернулся на порог. Закурил вторую сигаретку. У соседа в это время дверь скрипнула, и оттуда бультерьер Кинг вылетел, словно ему пинка под зад дали. Сразу к заделанной дырке в заборе бросился, но прямо перед ней остановился. Постоял, словно в недоумении. Отошел к молодой яблоньке с утепленным тряпками стволом на своей территории, там задрал заднюю левую лапу и сделал свое дело.

– Так вот, приучайся! – прошептал злорадно Дима. – Каждый должен гадить на своей территории, а не на соседской!

38

Киев. Улица Грушевского

На второй этаж Ирина поднималась медленно. Перед дверью замерла на минуту. Сбросила платок с головы на плечи. Постучала сапожками о бетон лестничной площадки, сбивая снег с подошв. Наконец надавила пальцем на кнопку звонка.

– Что ж ты так, – проговорила вместо приветствия нянечка Вера, пропуская Ирину в коридор. – Зачем тебе врагов наживать? Хорошо, что сегодня две новенькие пришли, а то бы молока не хватило!

Новость о том, что появились две новые кормилицы, немного успокоила Ирину. Страх или, скорее, – боязнь шумного скандала, все это осталось там, на лестничной площадке перед дверью.

– Молоденькие? – поинтересовалась Ирина, снимая пальто.

– Да, лет по двадцать! – ответила старушка своим обычным приветливым голосом. – Ну, иди, присаживайся, снимай лишнее!

Ирина прошла в маленькую комнатку. Расстегнула шерстяную красную кофточку, задрала лифчик, чтобы высвободить груди.

Услышала, как в соседней кухоньке-столовой струя воды в умывальник ударила. Поняла: Вера присоску для насосика моет.

Через пару минут зажужжал привычно насосик, и потекла в стеклянный приемник струйка Ирининого молока.

Левая грудь становилась все легче и легче. Еще немножко, и присоска «ляжет» на ее правый сосок.

– Поздно ты пришла, – вздохнула опять нянечка Вера. – Эти две кобылки, здоровые такие… Они всю овсянку съели. Там, на кухне, для тебя и нет ничего, чтобы поесть…

– Ничего страшного, – ответила Ирина. – Я в кафе зайду.

– Ты бы сначала к Нелле Игоревне зашла, – осторожно произнесла нянечка. – Чтоб та хоть увидела, что ты есть!

Упоминание о начальнице так напугало Ирину, что у нее сразу слезы на глазах выступили. Старушка это заметила. Сама перепугалась.

– Да не нужно! – махнула она рукой. – Я ей сама скажу, как увижу! Когда ты уже уйдешь…

Ирина посмотрела на нянечку с благодарностью. Старушка принесла из кухни мокрое вафельное полотенце, чтобы могла Ирина груди вытереть. Постояла рядом, пока Ирина в порядок себя приводила.

– Ты же еще придешь сегодня? – спросила.

Ирина кивнула. Набросила пальто и вышла.

Во дворе остановилась. Перевела дух. Прислушалась к своему телу, к груди. Привычка есть после сдачи молока дала о себе знать нарастающим чувством голода. Ирина вышла к дороге, всмотрелась в аллеи Мариинского парка, надеясь увидеть там Егора. Но аллеи были безлюдны. И тогда пошла она мимо Дома офицеров к гастроному, в котором плохой кофе «три в одном» дают. Решила там вареной колбасы купить и булочку, чтобы свой голод утолить. Вот поест она сначала, а потом все равно в парк пойдет гулять. Что ей еще в этом огромном городе делать? Ведь на весь город не наберется и десятка знакомых лиц, и из них только одно родное, которое действительно хочется увидеть.

Перекусив и выпив «плохого» кофе, который, тем не менее, ей нравился, отправилась Ирина в мариинский парк по аллеям бродить. Поначалу выискивала взглядом Егора, а потом перестала. Мысли у нее смешались с мечтами, и вышла она на смотровую площадку, с которой виден был замерзший Днепр и все левобережное Заднепровье. И показалось Ирине, что позади, за ее спиной, лес, горы и тишина, а только там, далеко впереди и внизу, люди живут. Живут себе, и никакого дела им до нее нет. Как-то по-другому они со своей жизнью справляются. Чем-то другим зарабатывают, не молоком. Может быть, с большей любовью, чем она, деток своих растят. Ну и что? Она, может, скоро и сама лучше и толковее жить научится. А может, ее кто-нибудь другой лучше жить научит. Может, даже Егор, который тоже сам себе хозяин и никакой помощи ни от кого для своего лучшего жизненного устройства не получал.